РОБЕРТ ЛЕЙНОНЕН
ТЕБЕ ПИСАЛ Я СТРОКИ ЭТИ...
ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА
Лейнонен Р. Тебе писал я строки эти... Избранная лирика. – Lage: BMV Verlag Robert Burau, 2011. – 248 с., 11 илл. автора.
ISBN: 978-3-935000-79-6
Leinonen, R.: Für dich schrieb ich einst diese Zeilen. Ausgewählte Gedichte. / Aus dem Russischen nachgedichtet von Eva Rönnau. – Lage: BMV Verlag Robert Burau, 2018. – 269 S., Ill.
ISBN 978-3-947542-04-8
Роберт Адольфович Лейнонен родился 1 августа 1921 г. в Петрограде. По материнской линии российский немец, по линии отца - финн. Воспитывался в немецком окружении, с детства овладев немецким и русским языками. Участник финской войны (в армии Отто Куусинена).
Будучи студентом математико-механического факультета Ленинградского университета и пережив год блокады Ленинграда, в августе 1942 г. был выслан по национальному признаку в Алтайский край. Через три месяца был переправлен в трудовую армию в Спецконтору по тушению подземных пожаров в г. Копейск, Челябинской области, где жил до 1982 года. С 1950 года работал на заводе им. Кирова по выпуску горно-добывающего оборудования.
В возрасте 49 лет закончил заочное отделение университета в Уфе (германистика). В 1982 г. в пенсионном возрасте вернулся в Ленинград, откуда в 1991 г. эмигрировал в Германию, где в настоящее время проживает в городе Лауша (Тюрингия) - родине предков по материнской линии, Мюллеров.
Р. Лейнонен плодовитый поэт и писатель. Он плодотворно сотрудничал с газетами «Нойес Лебен» и «Фройндшафт» (DAZ), печатался в местной печати города Копейска в «Копейском рабочем» и «Механизаторе». В Германии - в газетах «Дипломатический курьер», «Контакт-Шанс», журнале «Литературный европеец».
В соавторстве с доктором истории Эрикой Фогт издал в 1998 г. двухтомный труд „Deutsche in Sankt- Petersburg“ («Немцы в Санкт-Петербурге») и написал более 600 стихотворений.
Р. Лейнонен известен и как художник-любитель, создавший более сотни ярких портретов и картин.
Вместо предисловия
Читая произведения Роберта Лейнонена, будь то проза или поэзия, я невольно вспоминаю своё первое видение природы Германии. Когда нас везли из лагеря Брамше (Bramsche) по Западной Германии, я не могла разделять восхищения моих спутников, восторгавшихся при виде подстриженных, выбритых, приглаженных газонов, скверов. Обилие и разнообразие цветов на клумбах правильных геометрических форм, изящные горшочки... Красиво, ничего не скажешь. Чистота и порядок. Высокая культура. Да я разве против?! Не то, что наши вонючие помойки! Но только для меня эта красота безжизненна. Открытка, да и только... Хотя глазам приятно.
Через несколько недель нас отправляют в Тюрингию. Едем поездом теперь уже по Восточной Германии. Я не могу сдержать слёз: за окнами вагона родная до боли картина разнотравья. Горькая полынь, весёлые одуванчики, яркие маки вдоль пшеничных полей, кое-где дикие васильки. На куче мусора, нагло задрав голову, стоит колючий репейник. Подружки-ромашки приветливо машут нам головками...
Стихи и рассказы Роберта Лейнонена – живая природа. Растут прямо из сердца. Не как те цветы на клумбах, высаженные из теплиц («Дались тебе эти клумбы», – смеётесь вы). В его стихах можно уколоться о слово-репейник или неожиданно остановиться, ошалев тараща глаза, на необычные сравнения. Ты-то сам никогда до этого не додумаешься. По-новому для себя открыть красоту лесной ночи или августовского утра.
Его стихи пробуждают и собственные воспоминания, влекут, завораживают, успокаивают и взбудораживают, дают заряд оптимизма и... дурманят. Да разве возможно описать те чувства, которые испытываешь, вдыхая аромат полевых цветов или луговых трав!
Я благодарна за этот подарок – иметь возможность погружаться в необыкновенный мир поэзии Роберта Лейнонена. Желаю, чтобы его стихи находили всё больше и больше новых читателей и... почитателей.
Наталья Маркус, Альтенбург 2004 г.
Предисловие автора
Я постоянно и много писал в своей жизни. Это были и дневники, и разные воспоминания, и огромное количество писем. Даже пытался сочинять стихи.
Со временем этих сочинений накопилось немало. Всё это множество раз перепечатывалось, переписывалось, дарилось, выбрасывалось. Что-то даже публиковалось. С 1951 года началась моя журналистская работа в городской и заводской многотиражной газете в г. Копейске, а также в чрезвычайно редкой тогда немецкоязычной печати.
Долго хотел собрать свои стихотворные сочинения в одном сборнике, думал, что кроме меня этого уже никто никогда не сделает.
Вероятно, в 1982 году я отпечатал часть своей лирики на машинке и переплёл в книжечку. Для того, чтобы обезопасить героиню стихов от неприятностей, я в качестве автора назвал какую-то немецкую фамилию, а в титульном листе записал переводчиком себя! Так мои стихи читались официально дома при муже...
В 1984 году в Ленинграде я опять перепечатал свои стихи на машинке в формате небольшой книжки и переплел их. Получилось два тома лирических стихотворений разных лет.
Вскоре я приступил ко второму изданию своего самодельного сборника, но уже с большим количеством иллюстраций, сделанных фломастерами и шариковыми ручками. Поскольку работу эту я часами делал на дежурстве на посту в охране Геологического Института, где я тогда работал вахтёром, у меня было очень много случайных, а потом и увлечённых постоянных ценителей моего труда, которых искренне поражала эта работа. Тут были и профессиональные художники. Некоторые считали эту работу в своём роде даже уникальной.
Свой сборник я назвал «Весна запоздалая», и первый экземпляр сразу же отправил её главной героине. До отправки мне удалось сфотографировать несколько десятков страниц.
Второй экземпляр был у меня похищен. По моему предположению, кражу организовала одна из моих почитательниц, сотрудница института, девчонка лет 25, техник Люба[1]. Под предлогом консультирования по немецкому языку, она подослала ко мне домой свою подружку, которая, по-видимому, и увела книгу. Пропажу я обнаружил не сразу.
Стихотворения, вошедшие в настоящий сборник – это значительный кусок человеческой жизни... И если обратиться к ним благосклонно, с чистым сердцем, то можно найти и вещи достойные. Людям было написано...
Роберт Лейнонен
Лауша, 1999
1 Трагичной оказалась судьба Любы: летом 1988 года её труп нашли где-то по дороге Ленинград-Зеленогорск. Она была активной спортсменкой и велосипедисткой. Видно, там её и убили… (Прим. авт.)
Роберт Лейнонен «Автопортрет»
Вместо заключения
Человек с рюкзаком
Мне представляется высоченная отвесная скала, на вершине которой сияет маленькая звёздочка. Но когда я прищуриваю один глаз, я вижу, что это вовсе не звёздочка, а силуэт человека, который стоит на самом краешке этого гигантского сооружения природы и смотрит в необозримую даль. Только почему он потащился на такую высоту с эдаким тяжеленным рюкзаком?
Если бы я была художником Робертом Лейноненом, я бы непременно написала бы свой автопортрет именно в таком ракурсе, ибо там, наверху, особенно сильно ощущается, как чертовски хороша жизнь, так хороша, что хочется наперегонки с сумасшедшим эхом по-мальчишечьи громко закричать: «Эх! Прожить бы лет под двести! Жизнь так хороша...»
И мне было бы совсем не страшно стоять на самой кромочке и с восторгом наблюдать за шаловливыми облаками, которые наперегонки несутся по синему-синему небу, напоминая лёгкостью и прозрачностью всех мадонн, встречавшихся мне в жизни.
И если бы я была поэтом-лириком Робертом Лейноненом, я бы притронулась к тому маленькому прозрачному облачку и воскликнула:
«Ты мой восторг, мой трепет, мой экстаз,
ты божество, мадонн иконостас...»
И я назвала бы его Данаей, но не Рембрандтовской, а Лейноненской.
Я нашла бы там, на этой самой высоченной высоте, старую сосну и спросила бы у неё, помнит ли она Лермонтова и приходил ли к ней Гёте, чтобы пофилософствовать под сенью её кроны о смысле жизни и загадочности горных вершин, подрёмывая под пение жаворонка, гоняющегося за облаками.
И если бы я была переводчиком Робертом Лейноненом, я бы раскрыла тайну о том, что великий Лермонтов вовсе не сделал перевод гениального стихотворения Гёте „Über allen Gipfeln ist Ruh...“, а сотворил своё собственное – «Горные вершины...», лишь переняв идею неповторимого немецкого классика, вдохнув в романтического путника «дикого севера» свой юношеский пыл. И я напомнила бы миру о том, что «переводчик – это особая профессия и что ему запрещено что-либо улучшать, шлифовать...»
Если бы я была историком Робертом Лейноненом, я бы сложила все свои исследования и познания об истории своего любимого города Петрограда, приплюсовала бы историю своей некогда большой немецкой семьи и всех финских родственников, добавила бы рассказы о друзьях, сгинувших в трудармейских лагерях далёких сибирских лесов. И написала бы толстенную монографию, в которой страницы бы стонали от боли и жухли бы от печали, которую невозможно описать словами. И эта Монография состояла бы из огромного количества мелких строчек, похожих на густую угольную пыль шахт, в которые так много спустилось наших земляков, а поднялись наверх единицы...
Если бы я была публицистом Робертом Лейноненом, я открыла бы свой тяжеленный рюкзак, переполненный дневниками и листочками-записками далёкого прошлого, и отрыла бы в них записи из своего босоногого детства, в котором не было никаких проблем и мои немецкие тётушки лелеяли, холили и чуть ли не молились на меня. А мама пела мне перед сном:
„Ein Sträusslein am Hute, den Stab in der Hand geht lustig ein Wandrer von Lande zu Land...“ |
|
«Букетик на шляпе, с палкой в руке весело шагает путник с места на место...» |
И я бы непременно назвала поимённо всех, кто помог мне стать тем Робертом Лейноненом, каким я стал. Тем, которого знают...
А если бы я была журналистом Робертом Лейноненом, я бы писала о людях, которые меня окружали и окружают. И в первую очередь я бы сделала интервью с моей любимой и неутомимой спутницей жизни Ириной Лейнонен. Я бы непременно спросила её: «Как живётся тебе, милая, со мной, таким непокорным, непозврослевшим и до сих пор перебегающим улицы, не обращая внимания на багровый цвет светофоров...?»
Если бы я была фотографом Робертом Лейноненом, я сделала бы огромный, на полнеба портрет моего любимого города Санкт-Петербурга и запечатлела бы, как «ленинградский дождик брызжет через сито». И себя на фоне моста Лейтенанта Шмидта – мокнущего «без всяких там причин». А рядом со мной «шлёпала бы в финских сапожках и полуфинском наряде» ты... И, глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых смешались удивление, радость, любовь и мука, ты иронично прошептала бы: «Кстати, неплохой попутчик – полуфинн...»
И если бы я была просто Робертом Лейноненом, я, глядя на эту фотографию, тихонечко запела бы:
«Неописуемо красиво!
Непередаваемо!
Зрелище невиданное.
Жить хочется! Жить!
И я живу! Буду жить!»
Роза Штейнмарк, Мюнстер
«Рюкзак» Лейнонена
Мне, приближающемуся ныне к паре семерок земной жизни, девяностолетние коллеги по перу мерещатся обитателями мифического Парнаса. Так оно и есть.
Прожить девяносто лет и для простого обывателя не просто. А для литератора, изведавшего сполна удары судьбы, социальные и национальные несправедливости, гонения, ограничения, ссылки, трудармию, лишения, «суму и тюрьму», прожить столько и подавно талант и мужество.
Я имею здесь в виду давних моих знакомых, мудрых собеседников, милых моему сердцу Нору Пфеффер, Розу Пфлюг, Иоганна Варкентина, Артура Германа, здравствующих в Германии. Всем им за девяносто. К этой славной когорте присоединится ныне и Роберт Лейнонен.
Со всеми я состою в добром контакте. И о всех писал не однажды. А о Лейнонене в канун его 90-летия скажу еще несколько слов.
Полунемец-полуфинн, вскормленный немецкой и русской культурой, он пришел в литературу российских немцев в 80-ые годы прошлого века со своим стихотворением-балладой «Рюкзак» и сразу стал популярным. В рюкзаке его жизни оказалось, как у офени[2], много всякой-всячины, накопившейся на долгих крутых дорогах, в нем поместилась и неизбывные боль и скорбь этнических немцев Советского Союза. С посохом в руке, с рюкзаком за спиной прошагал по городам и весям потомок германских стеклодувов, урожденный ленинградец, вошел в дом и душу каждого российского немца, находившегося в те годы на распутай.
А что было до «Рюкзака»?
Пунктирно обозначу некоторые жизненные и творческие этапы юбиляра:
– жизнь и учеба в Ленинграде. Немецкая и финская родня;
– поступление в Ленинградский государственный университет (1939);
– участие в советско-финской войне;
– депортация в Алтай;
– жизнь, учеба и работа за Уралом;
– работа на машиностроительном заводе в Копейске;
– постоянные литературные занятия; многочисленные газетные публикации;
– окончание немецкого отделения филологического факультета Башкирского государственного университета в Уфе (1970);
– переезд в родной город – Ленинград (1982);
- эмиграция в Германию (1992)
Писать начал поздно, печатался в русской и немецкой периодике - в «Нойес Лебен», «Фройндшафт», «Петербургише цайтунг», «Цайтунг дер Волгадойче», «Фольк ауф дем Вег», «DAZ», «Феникс», «Дипломатический курьер», «Комсомольская правда», «Вечерний Ленинград», «Копейский рабочий» и множестве германских изданий. Он репортер, эссеист, поэт, переводчик, мемуарист, очеркист, новеллист, исследователь. Я не знаю, сколько произведений вышло из-под его пера. Но где-то читал, что одних стихотворений он написал более 600. Мне очень симпатичны его рассказы-воспоминания, автобиографические зарисовки, навеянные конкретными жизненными впечатлениями. И еще он художник, иллюстратор, фотограф и неутомимый путешественник.
Был активным участником немецкого движения в СССР, и на этой стезе я сталкивался с ним в Москве, Алма-Ате и видел его всегда сосредоточенным, серьезным, ушедшим в себя, немногословным, внимательно всматривающимся в суету жизни.
Перу Лейнонена принадлежит капитальный труд - «Deutsche in Sankt Petersburg. Ein Blick auf den deutschen Smolenski-Friedhof in Sankt Petersburg und in die europäische Kulturgeschichte» (в соавторстве с доктором Эрикой Фогт).
Будучи редактором альманаха «Феникс», я опубликовал в двух его номерах (№ 25 и 26) объемное филологическое исследование Р. Лейнонена «Лирика Генриха Гейне на русском языке».
Творчество Лейнонена многогранно. К сожалению, оно недостаточно изучено, истолковано. Между тем его творчество – благодатный материал для истории литературы и культуры российских немцев.
По натуре автор - человек негромкий, не публичный, держится скромно, в сторонке, не умеет свой товар показывать лицом. В современном суетливом, настырно-агрессивном мире это оборачивается для творческого человека серьезным изъяном. Талант должен, как мы видим, уметь себя утверждать. Иначе литературные шустряки затопчут его. А Роберт Лейнонен, скорее, одинокий пилигрим, бредущий со своим рюкзаком по просторам бытия.
Было бы несправедливо, если бы я упустил в своих заметках верную спутницу, помощницу и светлую музу юбиляра – Ирину Лейнонен. Русская по национальности, математик по образованию, богиня информации и компьютера, она пронизана судьбой, культурой, интересами российских немцев и своей открытостью, бескорыстностью, готовностью всем и всюду помочь, склонностью к юмору, подвижничеством, стойкостью в жизненных испытаниях, деятельностью и мобильностью очаровала и мужа, и бесчисленных знакомых, и российских немецких литераторов, проживающих в Германии. Много литературных инициатив и проектов в Германии связано с ее живым участием, о чем я в курсе. Несколько лет назад она с великим тщанием подготовила в компьютерном варианте полное собрание сочинений мужа в нескольких томах (стихи, переводы, рассказы, очерки, зарисовки, репортажи, заметки, воспоминания, рисунки, фотографии, исследования) и все это прислала мне. Кое-что из этих сочинений я опубликовал в свое время в «Фениксе», остальное в сохранности держу дома, позже передам в библиотеку Немецкого дома в Алматы. А видел я Ирину лишь один раз, немало лет назад в Берлине, и она мне запомнилась своей искренностью, молодостью и обаянием. Со спутницей жизни и надежной помощницей, свидетельствую, Роберту Лейнонену очень повезло.
На вершине Холма Мудрости, где обитают долгожители, пребывает ныне и девяностолетний Роберт Лейнонен, и я из далекого Алматы шлю ему свой поклон и желаю ему душевного спокойствия и гармонии.
Герольд Бельгер, Алматы
2 Офеня (афеня) — странствующий по деревням торговец мелочами с галантерейным и мануфактурным товаром, книгами, лубочными картинками, преимущественно из крестьян Владимирской губернии и др. У офеней развился особый условный язык (офенский). (Прим, ред.)