Geschichte der Wolgadeutschen

ЯКОВ ДИТЦ

ИСТОРИЯ ПОВОЛЖСКИХ НЕМЦЕВ-КОЛОНИСТОВ


Яков Дитц о Фесслере

Извлечение из книги: Дитц Я. История поволжских немцев-колонистов, М., 1997, с. 291-333.

<…>

Личность саратовского суперинтенданта Фесслера настолько оригинальна и своеобразна и воздействие его индивидуальности на духовную жизнь колонистов так велико, что необходимо остановиться на этом замечательном человеке более подробно. Он оказал влияние не только на судьбу колонистских церквей, но и на введенный при его участии церковный устав протестантских церквей, действующий ныне во всей России.

Фесслер родился в Венгрии 18 мая 1756 года в бедном немецком семействе; благодаря набожности матери он с детства отличался религиозной экзальтацией. Одаренный блестящими способностями, он еще в школе приобрел классическую и церковную начитанность и семнадцатилетним мальчиком поступил в капуцинский монастырь. Здесь Фесслер изучал литературу и философию, читал сочинения отцов церкви. Под влиянием этих занятий Фесслер стал подвергать сомнению прежние идеалы: он потерял веру в католицизм. В монастыре он оказался свидетелем свирепого инквизици-онного фанатизма и сообщил об этом императору Иосифу, занятому в то время планами церковных преобразований. Назначен был осмотр монастырей, и заподозренному в доносе Фесслеру пришлось покинуть монастырь и отправиться во Львов профессором восточных языков и ветхозаветной герменевтики. Во избежание преследований монахов Фесслер вышел из капуцинского ордена, но вражда монахов не прекратилась, и ему пришлось бежать из Австрии в Пруссию, окончательно оставить католицизм и в 1791 году принять лютеранство. Женился, развелся и в 1802 г. снова женился.

Получив место воспитателя в одном знатном доме, Фесслер занялся литературной деятельностью. Чтобы разрешить свои вопросы о боге и человеке, Фесслер изучал новую философию и особенно Канта, под влиянием которого писал сочинения мистическо-нравственного направления. Вместе с тем Фесслер вступил в масонскую ложу и, ознакомившись с историей лож, стал реформатором масонства. Вслед за Лессингом и Фихте, Фесслер ставил перед масонством высокие нравственно-философские задачи и видел в нем средство нравственного и гражданского воспитания. Его реформаторские планы производили впечатление в масонском мире, а его ученость и литературная деятельность доставили ему большую известность, ввиду чего Сперанский выписал его в 1810 г. в Россию для занятия кафедры философии в С.-Петербургской Александро-Невской духовной академии. Систематическим изложением и компетентным знанием философской науки Фесслер завоевал авторитет воспитанников академии, но вызвал неприязнь наставников и начальников академии, ученость которых он затмевал, и вскоре был обвинен в опасном еретическом вольнодумстве. Прошлое Фесслера, его переход из католичества в протестантство, наконец, масонская деятельность его в Петербурге — все это вызвало подозрение у архиепископа Феофилакта, и во время известного университетского погрома Рунича Фесслер был удален из академии.

На выручку Фесслеру явился именитый Вольский гражданин К.В. Злобин, который отправил его в 1811г. в Вольск и поручил ему открыть пансион для обучения в нем детей своих земляков. Вскоре, однако, Злобин разорился, пансион закрыли, и Фесслер снова остался без должности и средств. 25 февраля 1813 г. он переехал в Саратов, где жил около двух лет частными уроками, пока петербургские покровители не выхлопотали ему небольшое жалованье корреспондирующего члена комиссии по составлению законов. В Саратове Фесслер начал писать «Историю Венгрии», которая считается лучшей до настоящего времени (закончена им в 1824 году).

Пенсия дала возможность Фесслеру снова заняться литературой, и он переехал в 1817 г. из Саратова в Сарепту, где и прожил до назначения его в 1819 г. саратовским суперинтендантом. Реформационный дух Фесслера сказался и в Сарепте: страсть к музыке и медицинская практика привели к общению его с сарептской молодежью, которой он внушал необходимость преобразования их общины. Идея реформации Сарепты побудила Фесслера послать в

Гернгут особый проект, который, понятно, не мог получить осуществления в консервативной общине, и не будь Фесслер вскоре суперинтендантом, едва ли было бы возможно его дальнейшее пребывание в Сарепте.

В 1816 г. Фесслера лишили жалованья при комиссии по составлению законов, и он остался без средств к существованию. Некоторое время он питался одной картошкой, пока сарептская община не приняла в нем участия и стала отпускать ему необходимую провизию в кредит. Для погашения долга Фесслер отправил в Петербург для продажи часть своей библиотеки. Это обратило на него внимание Петербурга, и для него были собраны пожертвова-ния, а с 20 августа 1817 г., по высочайшему повелению, ему возобновили жалованье и приняли на казенный счет в дворянский пансион Царскосельского лицея 14-летнего сына его Евсебия Игнатия. В августе 1819 г. Фесслер был вызван в Петербург, где его друзьями была создана для него синекура: евангелическо-лютеранская консистория в Саратове, с назначением его суперинтендантом. 10 ноября Фесслера посвятил в епископский санбороский (в Финляндии) епископ доктор Захарий Цигнеус. Только 25 февраля 1820 г. Фесслера отпустили из Петербурга, и после долгого пребы-вания в попутных городах, исполняя среди протестантов церковные требы, он прибыл 4 апреля в Саратов. К своей служебной деятельности Фесслер приступил в качестве председателя следственной комиссии 30 мая по расследованию предосудительного образа жизни пастора Фрюауфа (за пьянство) в Лесном Карамыше, а затем 7-11 июня в Саратове — пастора Лиммера, обвинявшегося в порицании догматов веры.

Сделавшись суперинтендантом, Фесслер рьяно взялся за устройство церковного дела на свой лад. Фесслеру предоставлялся широкий простор, так как церковное управление не нормировалось специальным законом, а производилось по законам чужой страны — Швеции, создавая в применении их произвол и разноголосицу в толковании.

Бывший католический монах, мистик и масон, Фесслер соединял в себе протестантство с иезуитскими привычками, скептицизм со схоластическими предрассудками; поэтому введенные Фесслером в колониях церковные реформы носили на себе отпечаток и дух католичества, вызывая часто протесты со стороны колонистов и обвинения пасторов в приверженности к католицизму. Желая сгладить создавшееся в колониях невыгодное о себе впечатление, консистория циркулярным предписанием 1821 г. за № 252 приказала пасторам «в праздник реформации (Reformationsfest) прочитывать аугсбургское исповедание в церкви при 12 депутатах из других обществ, так как некоторых пасторов обвиняют в том, что они вводят католицизм».

Фесслер вынес из католичества страсть к внешним церковным церемониям и обрядам, которые и стал вводить в протестантскую церковь. В чин церковного богослужения вводились особая мистическая торжественность: часть литургии в алтаре не читалась, а пелась проповедником; более торжественно производились обряды причастия и конфирмации; впервые в колониях введена вечерняя служба накануне Рождества; в церквах допускались изображения апостолов, органы и особые хоры певчих; относившихся нетерпимо к введению в церкви каких бы то ни было украшений кальвинистов подвергли составленной Фесслером унии и почти насильственно объединили с лютеранами в общие приходы и даже общие храмы, под управлением лютеранских пасторов.

В циркулярном предписании консистории от 4 февраля 1821 г. указывалось, что «ввиду распространения блуда, кровосмешения и супружеской неверности такие проступки впредь будут караться с обеих сторон церковным покаянием», для которого тут же был преподан чисто инквизиционный обряд.

<…>

Церковному покаянию, в более смягченном виде, предавались колонисты и при совершении других греховных проступков: публичное богохульство, издевательство над религией, сознательное нарушение порядка при торжественных молебствиях, зловредная клевета, коварное нарушение семейного мира, соблазн к разврату, пьянство, раздельное жительство супругов и пр.

Фесслер вводил особый режим во все области жизни последователей либеральной протестантской церкви.

Пасторам предписывалось не венчать молодых до производства им экзамена в знании ими катехизиса, молитв и чтении Евангелия.

Указом консистории 3 июня 1820 г. заявлялось, что впредь назначаемые шульмейстеры (Schulhalter) должны выдержать установленный консисторией экзамен и что эти лица подчинены исключительно консистории, «и никому более». Указ этот поставил шульмейстеров в независимое положение от пасторов и колонистских обществ, особенно от последних; эта независимость вскоре сказалась на отношениях между шульмейстерами и колонистами и вы-звала ряд прискорбных недоразумений; шульмейстеры стали явно злоупотреблять правом наказывать школьников, превращая часто эти наказания в истязания. Жалобы родителей на шульмейстеров оставлялись консисторией без внимания, а протесты родителей путем взятия из школы своих детей карались чисто инквизиционным порядком.

<…>

С желаниями обществ Фесслер вовсе не считался. В великий пост помимо обыкновенных церковных служб назначаются послеобеденные службы: часы покаяния и молитвы (Buss- und Bettage), распределяемые в приходах по дням. В 1822 г. пастор назначил для колонии Брокгаузен службу по пятницам, а общество просило назначить на понедельник; пастор не согласился, и общество запретило шульмейстеру Лангофу по пятницам звонить в колокола для приглашения молящихся, что тот и исполнил. Пастор пожаловался епископу Фесслеру, и он дал 12 июля 1822 г. предписание: 1) сениору Грунауеру с местным пастором отправиться в первое воскресенье в Брокгаузен, и если шульмейстер Лангоф не согласится войти в церковь, ввести его при содействии местной полиции, и сени-ору сказать в церкви проповедь на текст о подчинении властям предержащим; 2) в наказание за сопротивление совершенно отказать обществу Брокгаузена в молебнах покаяния и держать церковь взаперти до тех пор, пока сениор не признает, что общество возвратилось к покорности; 3) церковных старост уволить от должностей; 4) шульмейстеру Лангофу сделать с церковной кафедры строгий выговор и 5) постановление это объявить во всех церквах.

Жестокости Фесслера вызывали протест и ропот колонистов. Для сохранения значительно поколебленного авторитета Фесслера консистория была вынуждена указом от 29 сентября 1822 г. за № 413 объявить колонистам, что епископ Фесслер действует с соизволения государя императора и министра, а потому его распоряжения не произвольны и устанавливаются не ради новшества, как утверждают колонисты, и последним предлагается беспрекословно подчиняться этим распоряжениям.

Такого рода инквизиционные распорядки в либеральной протестантской церкви вызывали протесты не одних колонистов, но и лучшей части местных пасторов. Открыто высказывавшийся против несвойственных протестантской церкви распорядков пастор города Саратова Карл Лиммер был уволен консисторией с должности и впоследствии напечатал за границей резкий памфлет против Фесслера, справедливо обвиняя его в иезуитских стремлениях в ущерб протестантизму.

Опыт управления церковными делами саратовских колонистов-протестантов дал Фесслеру повод составить проект устава евангелическо-лютеранской церкви в России и представить его в Петербург на рассмотрение специально учрежденного в 1827 г. комитета для выработки этого устава. Проект Фесслера, вместе с другим проектом, составленным петербургским лютеранским епископом Цигнеусом, был положен в основание высочайше утвержденного 28 декабря 1832 г. Устава евангелическо-лютеранской церкви, действующего во всей России с незначительными изменениями и дополнениями и поныне.

<…>

В начале своей иерархической деятельности, в 1820 г., Фесслер значительно увеличил число церковных приходов, образовывая новые и перегруппировывая старые, в связи с проведенной им унией между лютеранами и реформаторами-кальвинистами.

Желая заручиться успехом в проводимой им реформации церковного управления колоний, Фесслер привлек на свою сторону пасторов урегулированием получаемого ими от приходов содержания и увеличением их так называемого казенного жалованья.

Первоначальное казенное жалованье, по указу 1763 г., составляло 180 руб. в год. Инструкция внутреннего распорядка 1770 года, устанавливавшая сбор на содержание духовенства со средней фамилии в 80 коп., значительно увеличила это жалованье: с 5854 фамилий 1769 года сбор этот составлял 4680 руб. на 15 пасторов и патеров, или по 312 руб. на каждого священника.

Но и это жалованье не могло удовлетворить пасторов, и они вступили в договорные отношения с колонистами, выговаривая себе в вызывных грамотах дополнительные к установленному законом жалованью даяния: определенное количество мер хлеба с фамилии и сборы за совершаемые отдельным прихожанам требы — так называемые акциденции — по особой таксе.

Дополнительные к жалованью даяния не только не нормировались законом, но и не предусматривались им и всецело зависели от обоюдного соглашения пасторов и прихожан, без участия административной власти, вносились ежегодно в сметы и давали договаривающимся сторонам по истечении года входить в новое соглашение, с увеличением или уменьшением этих даяний.

Право договариваться ежегодно о размере содержания давало пасторам иногда возможность домогаться прогрессивного увеличения этого содержания, но не лишено было для них и известного рода терний, так как при помощи сбавки содержания приходское общество в свою очередь могло воздействовать на строптивого духовника, которого приход по закону не вправе был увольнять, и могло даже добиться добровольного ухода нежелательного приходу пастора.

Для лучшего обеспечения пасторов Фесслер добился в 1821 г. увеличения казенного жалованья их до 600 руб. асс. и высочайшего указа (Поли. собр. законов. 1821 г. № 23857) о бессменности за время пребывания пастора в приходе установленных вызывными грамотами даяний, при условии предварительного утверждения этих вызывных грамот попечительным начальством колонистов.

<…>

Посредником между консисторией и местным поволжским духовенством был сениор. Первым сениором в 1775 г. был избран Иоганн Жанет (1775-1799), затем Иоганн Мартин OTTO (1800-1815), третьим — Иозуа Граф (1815-1818) и последним — Иоганн Самуил Губер (1818-1823), ставший впоследствии московским генерал-суперинтендантом. Фесслер отменил этот титул и заменил его в 1823 г. титулом «пробст» (Propst), назначив для Поволжья двух: одного — для округа нагорной, другого — для луговой стороны Волги. Пробсты назначаются епископами без участия консистории по предложениям пасторов, являются начальниками духовенства и органами консистории, с ежегодным жалованьем в 400 рублей. На этом основании Фесслер предложил 7 июня 1823 г. каждому пастору письменно указать, кого он избирает пробстом вместо прежнего сениора Губера, и первыми пробстами были назначены: для нагорной стороны — пастор Таловского прихода Каттанео (Lucas Cattaneo), для луговой стороны — пастор Рязановского прихода Флитнер (David Flittner).

<…>

Прежде чем перейти к сектам, остановимся на дальнейшей судьбе Саратовской евангелическо-лютеранской консистории и ее руководителей. Говорить о консистории нет надобности; нужно говорить только о Фесслере, который имел полное основание сказать, а в действительности и говорил: «консистория — это Я!» Фесслер за время пребывания епископом продолжал вести свою линию в духе католицизма и, влияя на составление церковного Устава иностранных исповеданий, привил евангелическо-лютеранской церкви в России много иезуитского, что сохранилось в ней и до настоящего времени. Частная жизнь Фесслера отличается массой странностей и противоречий. У Фесслера тяжелый, неуживчивый характер. С католиками он поссорился и ушел в протестантство. Покидает Австрию и начинает кочевать по всей Германии из города в город. Вызванный в Россию, он не уживается в духовной академии и через год увольняется. В умы мирных сарептян он вносит смуту. В жизнь колоний — ропот и смятение. В письме к своей первой невесте Фесслер так характеризует себя (Dr. Fesslers Rückblicke auf seine siebzigjährige Pilgerschaft, S. 163):

«Сердце мое, мягкое и гибкое, восприимчиво ко всяким кротким влияниям, пока не ворвется в него что-либо, идущее вразрез с моими убеждениями: тогда исчезают в моих глазах всякие соображения, тогда отец, мать, друг, жена для меня ничто; тогда я разом твердо становлюсь на свои внутренние убеждения и презираю весь мир. Ничего у меня не создается нравом, расположением духа: все, что есть во мне, есть продукт моей мысли и моего опыта. Этот продукт засел не только в мою голову, но и во всю мою жизнь, и всякие попытки изменить меня будут совершенно бесполезны».

Рискнувшая выйти за Фесслера замуж 20-летняя мещанская девица убедилась в неуживчивости его: промучившись десять лет, она развелась с ним и, как уверяет Фесслер в своих записках, «им нетронутой (von mir unversehrt) перешла в руки уважаемого человека, которого уже через год осчастливила ребенком».

В 1802 г., 46-ти лет от роду, Фесслер вторично женился на 28-летней девице Каролине Марии Вегеле, искусной музыкантше. С ней он прожил 21 год и прижил 4 детей, из которых к смерти жены — 21 августа 1823 года в живых остались: 20-летний сын Евсебий Игнатий (Eusebius Ignatius), воспитывавшийся с 1818 г. за казенный счет в дворянском пансионе Царскосельского лицея, и 10-летняя дочь, которой еще в 1822 г. была назначена пенсия в 2000 руб. в год до ее замужества. Через год, в 1824 г., 68-летний Фесслер в третий раз женился на 35-летней бездетной вдове учителя Амалии Мовилье, дочери чембарского градоначальника фон Реймера.

Установленное епископом Фесслером правило не допускать к конфирмации неумеющих читать с виду может показаться заботою об образовании колонистов. В действительности же грамотности он требовал не в образовательных целях, а вероисповедных. Состоя главным инспектором (General-Ephorus) колонистских школ, Фесслер не постарался поднять их уровень. Запустившее школу духовенство приписывало отсталость ее консерватизму колонистов, не дававших на школу должных средств. Однако личность, поведение Фесслера убеждает в том, что его действительное желание поднять образование колонистов не разбилось бы об их консерватизм: вводивший в твердо установившуюся веками религию свои произвольные, противоречившие религии порядки, Фесслер не остановился бы перед ничтожным препятствием и силой заставил бы колонистов дать нужные средства.

Напротив, принесенный Фесслером из католичества дух тьмы сознательно удержал его от просвещения масс, и школа оставлена была им в прежнем жалком виде. Это нежелание Фесслера преобразовать школу, как увидим далее в главе о школах, послужило даже причиной к увольнению его в 1834 г. от высокой должности и к переводу консистории из Саратова в Москву. Фесслер умер в 1839 году в Москве. За Фесслером на должность епископа Московской евангелическо-лютеранской консистории был назначен духовный асессор ее, бывший пастор Усть-Золихинского прихода Иоганн Самуил Губер, отец писателя Э.И. Губера, друга Пушкина и переводчика «Фауста» Гете.