Geschichte der Wolgadeutschen

ЯКОВ ДИТЦ

ИСТОРИЯ ПОВОЛЖСКИХ НЕМЦЕВ-КОЛОНИСТОВ


ЖИЗНЬ И ХАРАКТЕР, НРАВЫ
И ОБЫЧАИ КОЛОНИСТОВ

Саратовский колонист - присяжный поверенный К.Ф. Юстус в местной газете "Deutsche Volkszeitung" (1914. № 57), написал интересную статью о своей поездке в Германию для разыскания места выхода его предков 150 лет тому назад из Рейнской провинции, близ города Фридберга. Но кого бы он ни спрашивал о переселении колонистов в XVIII столетии в Россию, на Волгу, никто ничего не знал и ни от кого об этом не слышал; знали о переселениях в Америку, некоторые прекрасно знали о существовании Волги, восторгаясь роскошной икрой, но о существовании на Волге немецких колонистов никто понятия не имел. "Ничего не поделаешь, - закончил свою статью г. Юстус, - там люди ничего о нас не помнят, они нас совсем забыли!"

После франко-прусской войны 1870-1871 года в Россию стекалась масса калек-германцев, которые, случайно попав на Волгу, удивлялись существованию здесь немецких колонистов; но, ознакомившись с ними, отказывались признать их "своими" и относились к ним пренебрежительно, свысока, как к диким, некультурным людям.

До настоящего времени ни поволжские колонисты с Германией, ни Германия с колонистами не состояли ни в промышленных, ни в иных каких-либо отношениях. Лишь с начала нынешнего века некоторые протестантские пасторы Поволжья вербовали среди колонистов переселенцев в Силезию; но переселившаяся было туда группа лиц, около 50 семей, уже через год вернулась обратно. В то же время колонисты охотно переселяются в Америку и остаются там навсегда.

Таким образом, не только германцы забыли поволжских соплеменников, но и последние забыли Германию, а попав в нее, там более не уживаются и возвращаются в Россию. При таком взаимоотношении колонистов и германцев кажутся просто дикими клеветнические уверения некоторых администраторов и quasi-патриотов о том, что колонисты постоянно стремятся к Германии и ее императору Вильгельму.

И действительно, немецкий колонист Поволжья не являет собою тип германской нации, потомков древних тевтонов. Это новый народ, даже новая раса, создавшаяся в особых жизненных условиях. Слово "немец", коим до сих пор еще называют колонистов, есть форма, лишенная всякого содержания. При этом слове следует представлять западноевропейского немца-германца: колонист не немец в этом смысле, однако и не русский. Колонисты - это новая, самобытная, самодовлеющая нация, ничем абсолютно не похожая на немца-германца. Если колониста-немца снова отправить в Германию, то, как показал опыт, он окажется в чужой, непонятной ему среде, он будет за границей, а не в "фатерлянде" и рано или поздно вернется на свою Волгу.

С грустью приходится признать, что пренебрежительное отношение германцев к колонистам имеет основания. Колонисты, действительно, некультурны, нравы их грубы и суровы. Однако мы не разрешили бы исторически вопроса о типе колониста, если бы прошли мимо социальных и природных условий, среди которых и мог создаться подобный тин. Есть основное положение: характер народа слагается в зависимости от совокупности условий, среди коих этот народ существовал. Среди каких же условий существовал колонист и что привело к выработке такого отрицательного типа?

Правильное разрешение этого вопроса стоит в тесной связи со многими обвинениями колонистов людьми, не желающими считаться ни с историческими фактами, ни с социологией, ни с логикой. Колонисты, вопреки часто высказываемым взглядам, были вызваны совершенно не из-за симпатии к ним немки - Екатерины II; они не были в положении благодетельствуемых, и благодеяние не является целью вызова их. Такое обвинение исторически неверно и политически недобросовестно. Как мы уже знаем из указанных нами манифестов, циркуляров и секретных предписаний, истинными причинами вызова поволжских колонистов были: заселение пустующих мест, желание создать на границах с калмыками, киргизами и дикими народами естественный буфер для безопасности России и утвердить ее владычество на этих окраинах, а также желание поднять культуру земледелия и промышленности посредством иммиграции просвещенных западноевропейцев. Русское правительство не благодетельствовало иммигрантов, а само ждало от них благодеяний для страны. И эти ожидания блестяще оправдались.

На берегах Волги, служащих постоянными притонами разбойничьих шаек, выросли мирные колонии. Пустынные самарские степи, где безраздельно хозяйничали дикие номады, превратились в цветущие плодородные поля. Правда, поля эти, прежде чем можно было приселить к колонистам русское население, были залиты кровью многих убитых, оглашены стонами раненых и политы слезами уводимых в плен свирепыми номадами колонистов. Первое поколение поселенцев, попав в чуждую ему обстановку, терпело большие лишения и страдания. Вызывные манифесты обещали полную индивидуализацию и дифференциацию занятий; предлагалось идти в Россию ремесленникам, учителям, военным, купцам, врачам, аптекарям, земледельцам, и каждому обещалось занятие по его способностям и умению. Однако по заселении все были принудительным образом обращены в землепашцев. Людям, не имевшим ни малейшего понятия о посеве, земледельческих орудиях и обработке земли, выдавались бороны, сохи и семена; да и это выдавалось с полной небрежностью, не вовремя и в недостаточном количестве. Колонистов поселили и бросили на произвол судьбы.

Среди лишений и тяжкой борьбы за существование и вымерло первое поколение. На смену ему явилось новое, землепашцы, нивелированные в умственном и нравственном отношении и в образе жизни, выросшие в чуждом климате, суровых жизненных условиях и при чуждых первому поколению порядках крепостничества. Первые колонисты пытались еще жаловаться, уходить, протестовать, но второе поколение настолько огрубело в постоянной борьбе за кусок хлеба, что покорно подчинялось всем распоряжениям, ища забвения в религии; но и служители неба были не на их стороне и, как мы видим, заботились лишь о собственном благополучии. Поэтому нравы стали суровыми и безжалостными, а умственные интересы совершенно исчезли.

В смысле выработки типа история поволжских колонистов имеет много общего с первыми американскими переселенцами, из которых также выработался первоначально тип сурового пионера, лесного бродяги, живущего в постоянной борьбе с природой и дикими индейскими племенами. Поволжский колонист ныне также имеет мало общего с германским немцем, как американец с англичанином. Но у американских пионеров было одно большое преимущество сравнительно с поволжскими колонистами: они самоуправлялись в полном смысле этого слова, что и привело к образованию свободолюбивой, промышленной и культурной нации. Поволжские колонисты этими преимуществами не пользовались, хотя видимость самоуправления была и у них.

Однако это призрачное самоуправление при малейшем прикосновении исторической критики, даже при поверхностном знакомстве с узаконениями и правительственными распоряжениями того времени, оказывается совершенным миражом. Не было более подчиненного всем и каждому народа, чем колонисты: жизнь их регламентировалась вплоть до самых интимных супружеских отношений. На колонистах администрация производила всякого рода опыты; придет начальству какая-нибудь нелепая фантазия, как ее уже предписывали применить к колонистам: их заставляли плодить тутовые деревья и разводить шпанских овец, не выносящих наших холодов и климата. При таких жизненных условиях колонисты везде и во всем видели своих врагов, замкнулись и сделались суровыми. О просвещении их никто не заботился. Вызывавшее вначале протесты телесное наказание еще более повело к отуплению и огрубению. Все способствовало некультурности и умственной отсталости колонистов, и лишь просвещение, проникшее в последние 30 лет в колонии, начало оказывать благодетельное влияние, уничтожать суровые нравы и размыкать тот круг отчуждения, в который были заключены колонисты. Но эти отрицательные явления не могли вытравить из колонистов ту массу хороших черт, которыми наделила их природа. Они трудолюбивы, чистоплотны, аккуратны, лояльны, дружны и честны; в последнем особенно сходятся отзывы всех соприкасающихся с ними: колонисту верят на слово и случаи обманов очень редки. В делах чести колонисты крайне щепетильны; обвинить колониста в бесчестном поступке значит вызвать к себе вечную вражду его: он реагирует возбуждением судебного преследования и для наказания обидчика пройдет все судебные инстанции и не пожалеет на это никаких денег. Колонист никогда не затеет спора или драки, но зато никогда не снесет обиды его действием. Когда во время войны с Германией находились, с легкой руки Москвы, любители погромов, которые подбивали русских крестьян на разгром колоний, то с уверенностью можно было сказать, что погром этот кончится не в пользу погромщиков: все колонисты приготовились и решили обороняться чем попало. Слухи о подготовке погромов, на которые, к чести сказать, русские крестьяне не пошли, привели колонистов в ярость, так как они беспрекословно несли на алтарь отечества свои средства и жизни лучших своих сынов; в рядах русской армии они сражались с беззаветной храбростью, и многие вернулись с георгиевскими крестами, в то время как австрийские галичане целыми полками сознательно и добровольно сдавались в русский плен.

Колонисты покорны старшим и начальству. Отец семьи имеет неограниченную, патриархальную власть в семье, и никто из членов последней не вправе действовать самостоятельно и без ведома отца. Все распоряжения начальства, хотя бы и незаконные, исполняются колонистами беспрекословно; подати и повинности вносятся бездоимочно даже в неурожайные годы. Несчастья и жизненные невзгоды колонисты переносят терпеливо и безропотно; в общем, они равнодушны ко всякого рода переменам в жизни и сживаются со всяким положением. Они религиозны до фанатизма; почти каждый праздник посещают церковь, молятся перед сном и после него, до и после еды, при колокольном звоне, при грозе и молнии, часто произносят молитвенные восклицания, почти целой колонией хоронят покойников.

В семейной жизни они деспотичны и требовательны; дети находятся в беспрекословном подчинении родителей и за непослушание и шалости жестоко наказываются. Жена - раба своего мужа и часто подвергается жестоким побоям; она исполняет домашние работы, заведует кухней, обшивает семью, но в общем хозяйственном распоряжении голоса не имеет: редко можно встретить среди других народов и сословий более угнетенное состояние женщины, чем у колонистов, несмотря на то, что она работает в доме вдвое более мужчины.

По своему физическому развитию колонисты высоки ростом, хорошо сложены, выносливы, сильны, со свежим лицом, белыми зубами; большая часть колонистов брюнеты, меньшая - блондины; в общем, они представляют тип германской нации в лучшем его развитии и резко отличаются от соседних славянских и финских типов, от которых их сразу можно отличить по внешнему виду: колонисты бреют усы и бороду, волосы расчесывают прямым пробором, обстригая в скобку. Колонистки в юности большею частью красивы, но ранний выход замуж и беспрерывная тяжелая работа заставляют их скоро стариться. Аккуратный и чистоплотный образ жизни препятствует доступу в колонии болезням вообще, а эпидемическим в частности, поэтому колонисты весьма плодовиты, и до введения всеобщей воинской повинности семья в среднем выращивала 4 детей; семьи в 5, 6 и 7 детей в колониях не редкость.

В течение почти столетия пребывания в России колонисты придерживались привезенного из Германии национального костюма: рубашка с отложным воротником из белого полотна, черный галстук, короткий жилет с металлическими пуговицами и синий суконный полукафтан; сапоги с голенищами поверх штанов; на голове летняя черная шляпа, а зимою ватная на мерлушке или на сукне шапка; в праздник длинный трековый или нанковый длинный кафтан, который назывался "городским" (колонисты коверкали это название: "Karotzker Kaftan"), кафтан обязательно справлялся кандидату на женитьбу, и без него юноша не считался женихом. Тяжелые климатические условия дополняли обыкновенный колонистский зимний костюм овечьей дубленой шубой, крытой у более состоятельных колонистов черным сукном. Женщины носили нижние вытканные шерстяные, с красными разводами, теплые юбки; поверх надевались короткие синие легкие юбки и короткие синие, с блестящими пуговицами на шнуре, душегрейки (Leibchen) без рукавов, с широким круглым вырезом вокруг шеи и с зубцами в талии, обшитыми узкой цветной тесемкой; под душегрейку одевалась белая бумажная рубаха, которая выглядывала буфами в талии и вокруг шеи; рукава рубахи, длинные и широкие, у кисти руки собирались буерами, плотно на шее привязывался шнур белых или желтых бус, которые колонисты называли кораллами (Karellen). Костюм довершал длинный белый бумажный фартук, который, как и рубашка, заменялся в праздник белым кисейным с большими цветами. Голова прикрывалась вязаным чепцом, который завязывался у молодых женщин под прической, у старых - под подбородком; обувь состояла из низких башмаков, без каблуков (наподобие нынешних чувяк), надетых на вязаные белые или синие чулки. Летом, во время полевых работ, женщины надевали широкополую соломенную шляпу с остроконечной тульей. Зимою верхний костюм женщины составлял ватное пальто, доходившее до талии и стянутое в ней, а на голову надевалась теплая шаль.

Почти весь материал для этой несложной одежды вырабатывался в колониях домашним способом: из конопли ткалось полотно, из овечьей шерсти - сукно. Но со временем они вытеснялись более дешевыми московскими ситцами и нанбуками, сукнами и кизенетами, а также местной сарпинкой, и костюм колонистов начал постепенно исчезать и ныне совершенно слился с общероссийским, который также перестал быть национальным благодаря тому, что мануфактурные фабриканты ныне диктуют моду и вырабатывают материалы по западному образцу.

По наружному виду колония резко отличается от русского села, но мало напоминает и село в Германии. Через всю колонию идут широкие прямые улицы с перпендикулярными к ним переулками, образовывающими одинаковые по размеру кварталы с такими же дворовыми местами, составляющими площадь по первоначальным планам: для коренных колоний нагорной стороны - 15 х 25 саженей, для луговой стороны и новых переселенческих колоний - 21 х 30 саженей. Дворовые места застраивались по одному шаблону, почему единообразие построек делает колонии монотонными в отличие от сел Запада, с их индивидуальными особенностями в архитектуре построек и рассадке садов и рощ. На дворе вдоль улицы возведен жилой дом, ворота с калиткой и летней кухней, называемой в колониях "пекарней" (Backhaus). В середине двора во всю его ширину, а иногда и но сторонам двора возведены хозяйственные постройки: конюшни, сараи и амбары, а задняя половина двора составляет обыкновенно огород или сад. Постройки большей частью деревянные, крытые тесом, в колониях вдали от Волги - саманные (из нежженых кирпичей в смеси глины с соломой), в местностях каменистых - из дикого камня, сложенного на глине; лишь единичные дома состоятельных колонистов выстроены из кирпича и крыты железом. Обычный дом колониста среднего достатка имеет по улице 6, а во дворе 4 сажени, состоит из двух комнат по обе стороны дома и кухни с прихожей в середине; это тип того первоначального дома, выстроенного казною "из двух связей" для двух колонистских семей, имевших общую прихожую и кухню, сделавшегося впоследствии шаблоном для колонистов и потому совершенно несхожего ни с хатой русского, ни с жилым домом германского крестьянина. Во дворе к середине дома пристроено для защиты входа от ветра и холода тесовое крыльцо, около двух саженей длины и полторы ширины. В одной из комнат, меньшей по размеру, живут отец и мать семьи, в другой, большей - вся остальная часть семьи. Комнаты светлые, с 2-3 большими окнами. У стены от кухни выходит в середину комнаты низкая печь с двумя вделанными в нее котлами, отапливаемая из кухни; накаленные докрасна котлы быстро нагревают комнаты и вместе с тем служат плитой для варки кушаний в особых котлах или чугунах; однако котлы, давая быстрое тепло, скоро остывают, почему температура в комнатах быстро изменяется от жары к холоду. Топят печи большей частью кизяком - смесью навоза с соломой, - так как во многих колониях почти не осталось леса. Комнаты внутри чисто выбелены, а двери, окна и вся мебель пестро выкрашены в разнообразные краски, из которых выделяются особо любимые - красная и синяя. К стене у самого потолка приделана полка, на которой расставляется чайная и медная кухонная посуда. Комната обыкновенно заставлена высокой двуспальной кроватью со столбиками по углам и надетой на них деревянной рамой, на которой изображена надпись владельца и год венчания; кровать затянута ситцевым пологом, сделана в виде короба, но из экономии места слишком коротка, так что лежать на ней растянувшись нельзя. На кровати помещается днем все постельное белье, с высоко взбитыми перинами и подушками. Для детей имеются низкие кроватки, которые днем задвигаются под большую кровать, а на ночь выдвигаются в комнату. Мебель состоит из деревянного обеденного стола, двух длинных скамеек и двух деревянных стульев или табуреток. Сундуки с одеждой обыкновенно не помещаются в комнате и хранятся в чулане или на подволовке (чердаке) дома.

Посреди села раскинута площадь, на которой возвышается над другими постройками церковь, или, как ее называют русские со времен Немецкой слободы в Москве, "кирка". По внешнему виду кирка напоминает православный храм в византийском стиле, с некоторыми изменениями в духе римском; в последнее время, впрочем, стали строить кирки в готическом стиле. Основание кирки состоит из правильной четырехугольной постройки, над которой с одной стороны возвышается постепенно суживающаяся кверху башня, на вершине ее устанавливается вызолоченный крест; на старых, выстроенных в начале прошлого столетия кирках устанавливалось еще изображение петуха в предупреждение предательства Христа учеником его и апостолом Петром; по другую сторону кирки приделан пристрой-аналой (Sacristei). В церковь ведут обыкновенно три входа: с обеих сторон в боках и под башней. В церкви устроены хоры и алтарь, перед которым стоят скамьи для молящихся в два ряда, с широким проходом между ними. Молящиеся рассаживаются отдельно, сообразно полу и возрасту. У стены над алтарем возвышается кафедра, с которой священник говорит проповедь. Колонисты весьма набожны и церковь посещают почти каждый праздник: раньше .это делалось по предписанию начальства, под угрозой штрафа, теперь же - по старой привычке.

На церковной площади находится большой одноэтажный школьный дом, до 18 саженей в длину и 8 саженей в ширину, способный вместить всех детей школьного возраста. Так как церкви в колониях не отапливаются, то в школьном доме совершается зимой церковная служба, в нем же собирается сельский сход.

Большая часть колонистской жизни протекает в продолжительной и тяжелой сельскохозяйственной работе. Весной и летом в страдную пору колонии почти совершенно вымирают: все население на гумне и в поле. Лишь осенью, по окончании работ, в колониях водворяется жизнь, но и тут эта жизнь превращается в сплошной нескончаемый труд по тканью сарпинки, выделке веялок, плугов и пр.

Тем не менее осень дает населению колоний возможность несколько отдохнуть и жить в собственное удовольствие. У колонистов не более 60 праздничных и воскресных дней в году. Праздничные дни вне воскресений: два дня Рождества Христова, Новый год, Крещение, Благовещение, второй день Пасхи (понедельник), Вознесение и Духов День - приходятся на сравнительно свободное от работ время, а страдная пора проходит без праздников. Поэтому в праздничные дни колонисты стараются вознаградить себя за тяжелую, почти непрерывную работу и празднуют их весьма торжественно. С особой помпезностью колонисты празднуют престольные праздники - кирмесы (Kirmes, Kirchmesse, в названии колонистов: "Kirh"). Все воскресенья осени распределены на кирмесы, причем кирмесы соседних колоний никогда не совпадают, а приходятся на разные воскресенья, чтобы на торжество можно было съезжаться жителям нескольких колоний и участвовать в праздновании несколько воскресений. Полевые работы окончены. После тяжелого труда всякий стремится не только к отдыху, но и развлечению и даже к разгулу; гуляет же каждый по-своему, сообразно культуре и состоянию. Дни кирмеса напоминают русскую масленицу, с ее объеданием и опиванием. Урожай хлеба, овощей и фруктов снят, провизия заготовлена, овощи посолены, птица откормлена. Пьют водку, которая к кирмесу заготовляется в большом количестве; более состоятельные колонисты вместо водки или в придаток к ней пьют пунш из коньяка: национальный напиток германцев - пиво употребляется колонистами в самом ограниченном количестве. Женщины почти не употребляют водки: пьют красное виноградное вино, домашнюю настойку на вишне, на винной ягоде и рожках и приготовлявшиеся до введения казенной винной монополии слабые малоградусные наливки из вишни, малины, черной смородины, французскую сладкую водку, доппель-кюммель и пр. Юноши-однолетки группами устраивают танцы в специально для того нанимаемых домах, в которых пляшут и веселятся с девушками - своими сверстницами - в течение 2-3 дней. В танцевальный дом приглашается оркестр музыкантов из 3-4 человек, вознаграждаемый каждым танцующим парнем за известный тур танцев (около получаса) добровольной платой, сообразно средствам, от 50 коп. до рубля; в танцах участвуют обыкновенно 4-5 пар одновременно. Увеселения эти молодежью производятся легально, с благословения старших и обставляются характерными церемониями. Кирмес - преддверие свадьбы: танцующие пары - обыкновенно жених с невестой, которые на Святки повенчаются или, по крайней мере, уже ухаживают друг за другом в надежде на будущий брак через год или два. Поэтому ухаживания эти, при крайней щепетильности колонистов к женской скромности, в дни кирмеса не считаются предосудительными и происходят открыто. После церковной службы и обеда соорганизовавшаяся между собою группа парней в сопровождении музыкантов, играющих на флейтах и кларнетах, идет по селу в дома и отпрашивает у родителей возлюбленную девушку парня своей группы, а по сборе всех девушек, всей компанией с музыкой отправляются в танцевальный дом, где и веселятся до утра. Старшие собираются отдельно и устраивают пир с выпивкой, а на третий день кирмеса принципиально не возражающие против брака детей родители изгоняют из танцевального дома молодых и сами пускаются в пляску на радость молодых, хоронящихся в стороне и видящих в этом солидарном увеселении "стариков" залог осуществления их заветной мечты о будущем браке.

Праздники кирмеса снова сменяются трудовыми днями недоконченной осенней работы или началом сезона зимних работ по тканью сарпинки и другим кустарным промыслам, производящимся в колониях. Но труд уже разнообразится некоторыми удовольствиями, особенно по вечерам. Холостая молодежь (Burschen) собирается в домах своих возлюбленных (Menschen), сходящихся на посиделки поочередно, то в доме одной, то другой для рукодельных работ, и беседует с ними до поздней ночи, отпуская шутки и рассказывая всякого рода небылицы, а после посиделок каждый парень провожает свою возлюбленную до ее дома.

При первых заморозках в каждом дворе режут свиней, выделывают колбасы; пекут в кипящем масле особого рода хворост (Кröрpel), приглашают гостей на Säutröster, Metzelsuppe - импровизированный ужин с выпивкой.

Поздней осенью происходят сватовства, за которыми следуют на Святки, в частности на второй день Рождества, венчания и свадьбы. Это важное в человеческой жизни событие - вступление в брак - в колониях сопровождается массой особенностей и церемоний. Хотя желающая вступить в брак пара обыкновенно уже несколько лет считается, с ведома родителей, женихом и невестой, но церемония сватовства неотступно производится по строго установленному ритуалу. Сватовство у колонистов - исключительная привилегия мужчин, свах у них не бывает вовсе; оно производится ночью, как бы тайно, чтобы отказ жениху, получивший название Korb ("корзина" - по обыкновению вывешивать у ворот получившего отказ пустую корзину), не получил широкой огласки.

Жених или его родители приглашают сватов, набивших на деле сватовства руку. Они отправляются в дом родителей невесты. Предварительно извещенные окольными путями родители невесты в вечер сватовства ложатся рано, запирают дом и ожидают сватов в постели. В условленное время сваты стучатся в окно или дверь и просятся в дом. Их впускают наскоро одетые хозяева и приглашают садиться. Сваты начинают отвлеченный разговор о событиях дня, с целью вовлечь хозяев в разговор, но тщетно: они отмалчиваются. Затем сваты начинают расточать похвалы невесте и ее родителям за хорошее воспитание и высказывать свои пожелания, чтобы девушка вышла за хорошего парня. Наконец осведомляют хозяев и о цели прихода, расхваливают жениха и просят ответа. После некоторой паузы, за которой следует новое уговаривание, отец невесты обыкновенно решительно отвергает предложение или за молодостью дочери или за неприготовлением для нее приданого. Начинается новое уговаривание: до свадьбы еще продолжительный срок и приданое справить успеют, а если не успеют, то можно приготовить и после свадьбы и т. д. Постепенно родители сдаются и не возражают, если дочь согласна. Уговоры сватов сопровождаются угощением: принесенной с собою водкою, которая постепенно оказывает благотворное воздействие. В дом приглашается стоявший за дверью жених, который робко просит согласия родителей на брак его с их дочерью. Наконец, на сиену появляется и невеста, которая на предложенный ей вопрос, желает ли она выйти за парня, предоставляет это на усмотрение родителей: если родители желают, она согласна. Родители соглашаются, и молодые подают друг другу руки, а жених крадет у растерянной невесты поцелуй. Затем жених дает невесте от 10 до 25 руб. кладки, а невеста вручает жениху заготовленную для него ею рубашку. Сватовство заканчивается угощением сватов и жениха закуской и выпивкой, приготовленными хозяйкой и подаваемой невестой. На следующий день невеста и ее родители приглашаются в дом жениха на смотрины. Через день происходит церковное обручение, а за ним следует оглашение в церкви в ближайшие три воскресенья.

Свадьба устраивается в доме жениха, на нее приглашаются все родственники жениха и невесты и крестные родители. Приглашение производится накануне свадьбы особыми возвестителями; им сопутствуют две женщины с корзинами, в которые набирают у приглашенных посуду для гостей: миски, тарелки, чашки, стаканы, ложки, ножи и вилки. Произносится приглашение в заученных комических стишках и предлагается гостям прихватить с собою вилки и ножи, "иначе придется есть пальцами":

"Messern und Gabeln darft ihr niche vergessen,

Sonst müsst ihr mit den Fingern essen".


Святки - период свадеб; традиционный день - второй день Рождества, собирающий в приходе 10-15 пар венчающихся. Свадебный кортеж состоит из жениха с невестой, шаферов и шафериц, приглашенных на свадьбу гостей и массы любопытствующей публики, направляющихся из дома невесты пешком в церковь; их сопровождает духовая музыка, играющая церковные песни. Если невеста из другого села, то утром уезжают за ней жених и шаферы на нескольких тройках или парах. При выезде с невестой поезд на улице останавливают протянутым через дорогу куском сарпинки, полотна или веревкой и требуют выкупа за невесту, от одного до трех рублей на водку. При проезде селом жених или его родственники разбрасывают горстями по сторонам мелкую монету или конфеты, на которые с криком и дракой набрасывается целый рой мальчишек.

Невеста одета в белое или голубое венчальное платье, на голове венок из искусственных цветов. Жених в черной кизинетовой или трековой пиджачной тройке и "городском" кафтане или новом желтом дубленом полушубке, иногда обтянутом черным сукном; на груди приколот широкий разноцветный шелковый бант, доходящий ниже колен, а на шапке с боку приделан красный цветок. У шаферов шапки обтянуты кругом шелковым широким бантом, а на груди красный цветок, прикрепленный ему шаферицей. Шаферицы одеты в голубое или светлое ситцевое платье, а коса перевязана красным или синим бантом. В церковь первой входит невеста, а жених за ней, подойдя к алтарю, становятся рядом; за ними по одну сторону шаферы, а по другую - визави - шаферицы. После краткой литургии священник говорит напутственную речь, предлагает жениху с невестой обменяться кольцами и благословляет их. После сенца впереди идет жених, как глава, за ним невеста, далее попарно шаферы со своими шаферицами, остальные гости, и все направляются в дом жениха, где приготовлен обед с выпивкой. Старики собираются в малой, отцовской комнате, молодежь - в большой. Невеста сидит между двумя шаферами, которые должны угощать и охранять ее. Среди стола ставится блюдо с куклой - символом будущего ребенка, и все садящиеся за стол должны класть на блюдо серебряную монету на детское белье. Во время обеда, выпивки и общей суматохи какой-нибудь ловкий мальчишка подлезает под стол и снимает с невесты башмак, который продается затем с торга и выкупается плохо караулившими невесту шаферами за несколько рублей, которые вручаются невесте. После обеда убираются столы, расставляются по стенам длинные скамейки для публики, а у окна за столом рассаживаются музыканты: два скрипача, флейтист или виолончелист и главный комик у музыкантов - со струнной цитрой, на которой играют на двух гнутых деревянных палочках; в цитру эту танцующие кладут деньги за танцы, она напоминает доску, на которой рубят мясо, почему колонисты в шутку называют ее Hackbrett (мясорубкой). Танцы открывают жених с невестой, которые танцуют три немецких вальса в три приема (Dur), в 5 минут каждый. После этого в танцах принимают участие шаферы с шаферицами, а один из шаферов продолжает танцевать с невестой я после трех танцев передает ее другому шаферу. За шаферами танцует остальная приглашенная молодежь, а за ними младшие но возрасту женатые гости, сменяемые старшими. Танцы сопровождаются обильной выпивкой: мужчины пьют водку, женщины - красное вино. На столе у музыкантов стоят бутылки с напитками, и танцующие после нескольких танцев подходят со своими женщинами к столу и под игру туша выпивают, угощая я музыкантов. К полуночи обыкновенно все пьяны, и молодые уходят спать в дом невесты или к родственникам жениха, если невеста из другого села. В то же время старики в малой комнате пируют не менее молодежи и к полуночи, напившись досыта, изгоняют молодежь и сами пускаются в пляску, часто продолжающуюся до утра. Пир продолжается и па следующий день. Около 11 часов утра гости с музыкой идут к дому невесты и вместе с нею возвращаются в дом жениха, водворяя ее к нему окончательно. Снова обед с выпивкой, затем танцы; но тут уже танцующие приносят свою водку и напитки, а хозяин дает лишь закуску: пироги, соленые огурцы, арбузы, капусту; иногда колбасу, ветчину, вареное; дымящееся мясо. Музыканты получают от хозяина лишь содержание; вознаграждение же за игру получают от танцующих, которые после трех танцев кладут в цитру от 50 коп. до рубля и более, сообразно средствам, так что заработок музыкантов в течение трех дней колеблется от 40 до 100 руб., смотря по состоятельности гостей. Третий день свадьбы - день похмелья; приходят одни старики и женщины, большей частью близкие родственники и помогавшие устройству свадьбы: поварихи, подметалы и пр., которые стараются вознаградить себя за понесенные труды и выкидывают иногда злые шутки. Так, поварихи приходят в комнату с миской, наполненной водой, и кухонной тряпкой и предлагают свои услуги гостям, немытым и нечесанным. Каждый старается отделаться от услуг и кладет скорее серебряную монету в миску с водой; кто же зазевается, тому насильственно вымоют лицо кухонной тряпкой при общем ликовании присутствующих. Музыканты играют туш и свадебные песни. Постепенно старики напиваются и пускаются в веселую пляску. Любимые танцы колонистов: вальс "вприпрыжку" (Hopsa-Walzer), августин, семи-коленный (Siebentersprung) - привезены еще из Германии; камаринской выучились у русских, а польки и другие более быстрые танцы они пляшут своеобразно-быстрым темпом, головокружительно, с пристукиванием каблуками. С приглашенной девушкой или женщиной необходимо протанцевать три танца: сменить раньше значит оскорбить ее. По окончании танца мужчина оставляет женщину среди зала, и она сама идет на свое место и, при отсутствии свободного на скамейке места, садится на колени другой женщины или своего возлюбленного кавалера.

В некоторых католических колониях существовал еще обычай на второй день устраивать на нескольких подводах катания по улице "напоказ" (zur Beschau). Свадебному поезду предшествовали рожнатые сани, в которые запрягалась пара белых быков и на которых сидели "фальшивые" жених с невестой, в соломенных венках и с вымазанными черной сажей лицами. Играла музыка; стреляли из ружей. Гости с бутылками в руках стояли на подводах и пели песни. Шум и гвалт раздавались на все село... Натешившись вдоволь, все отправлялись в свадебный дом.

Через несколько дней после свадьбы жизнь входит в прежнюю колею, молодая сноха легко сживается с новой обстановкой и принимает участие в общей трудовой жизни своей новой семьи. Роль женщины в колонистской семье немаловажна: она работает в поле, на гумне, за ткацким станком, прялкой, занята шитьем и вязаньем и справляет всю многосложную работу в доме по варке и печению.

Едят колонисты сытно и употребляют много мяса, особенно свиного. Пища их, в отличие от русской, всегда пресная и постоянно разнообразится: каждый день имеет свое меню. Помимо обыкновенных хлебов к праздникам пекут пироги из тонко раскатанного сдобного теста, посыпанного затиркой из муки, масла и сахара (Riebelkuchen) или заложенного яблоками и ягодами, залитыми полугустым составом из яичных желтков, сахара, сметаны и муки.

Летом колонисты едят четыре раза в день: утром около 7 часов завтрак, в 12 - обед, в 4 часа - полдневание и вечером, в сумерки, ужин; зимою полдневание отпадает и сливается с ужином, устраиваемым около 6 часов вечера.

Завтрак состоит обыкновенно из ароматного, приторно-сладкого жидкого состава, называемого черным, или степным чаем (schwarzer Tee, Stepptee), или своеобразного белого кофе (weißer Kaffee), едят ложками и закусывают белым калачом. Степной чай варится в котле на воде из смеси толченого солодского корня, цвета липы и шиповника, душистой ромашки и душистого чабреца (Quendel), прозванного колонистами чайной травкой (Teekräutchen). Белый кофе варится на молоке из жженой пшеницы. Иногда завтрак состоит из пшенного, картофельного или какого-либо мучнистого супа, а в малочисленных семьях - из обыкновенного чая с сахаром.

Обед состоит из одного блюда; лишь в праздники подается и виде десерта сладкий суп, сваренный на арбузном меде из сушеных яблок, груш, вишни, изюма и винной ягоды, заменяемой в последнее время сливой и курагой. У колонистов варятся многочисленные супы с картофелем, пшеном, горохом, бобами, чечевицей, капустой, галушками, мучной затиркой и лапшой, заправленные маслом или салом. Супы подаются более к ужину, на обед же только раз или два в неделю и тогда варятся на мясе; остальные дни употребляют густые, так сказать, второблюдные кушанья: вареную свинину, жаркое, жареную колбасу или сало с картофелем, галушки или лапшу на масле, вареники из творога, а летом - из яблок или ягод и пр.

Любимые кушанья колонистов - свинина, приготовленная во всех видах, картофель вареный и жареный и разнообразные галушки: Klöße, Butterklöße, runde Kartoffelklöße, Schucknuteln. Особый вид галушек представляют Hefenklöße - дрожжевые галушки, или Dampfnuteln - паровая лапша. Скатанное в шар, весом около фунта, тесто варят в котле и едят в растопленном соусе из масла и арбузного меда.

Недельное обеденное меню колонистов составляют обычно следующие кушанья: в понедельник - галушки на заливке из масла и сметаны или на выжарках из свиного сала; во вторник - суп с мясом: бараниной или говядиной, или же щи со свининой; в среду - растопленное постное масло с картофелем "в мундире" или жареная колбаса и сало; в четверг и воскресенье - сваренная в капусте свинина и картофельное пюре (Kraut und Fleisch); в пятницу - густая заливная лапша на масле или сальных выжарках; в субботу - горячие пироги с мясом, морковью, тыквой или капустой и солодковый чай.

Летом в 4 часа пополудни закусывают куском калача с чашкой молока или водой. К ужину подается какой-либо суп, холодная ливерная колбаса или кусок тонкого сушеного или копченого сала, прорезанного в виде пальцев до кожицы.

Кофе пьют обыкновенно лишь старшие в доме; семья же пьет его лишь в 4 часа пополудни по воскресеньям и праздникам, причем к нему подаются особые печения: Kröppeln (хворост), Flammkuchen, Pflannkuchen (пышки, оладьи), Schnieden - жареный на сковороде, облитый маслом и яйцами, сухой калач и вафли.

Понятно, указанное меню находится в зависимости от наличия в хозяйстве продуктов и изменяется иногда сезонными или приспособленными к случаю кушаньями. В осенний период сытой птицы по праздникам подаются жареные курица, утка, гусь или индейка, начиненные составом из тертого калача, изюма, сметаны, яиц и сливочного масла. В период поросят жарится поросенок с начинкой из картофеля и тертого калача. Соленые огурцы и арбузы подаются к кушаньям осенью и зимою, большей частью в праздники; летом едятся они в свежем виде, и приготовляются салаты на кислом молоке и яйцах из огурцов и салата. Зимой к завтраку подается заготовленный летом, при избытке молока, из творога сушеный сыр с отвратительным запахом (Stinkkäse); летом же из творога варят в котле на масле и яичном желтке особый вкусный сыр, называемый вареным (Kochkäse). Летом же, в сезон фруктов, пекутся пироги, начиненные фруктами. Когда ставится тесто для калачей, то утром к завтраку жарят в кипяченом масле особые пышки - Küchelchen. Внезапно появившегося гостя угощают чаем и жареными колбасой и салом.

К особым событиям готовятся специальные кушанья. На свадьбы готовят: первый день - мясной суп со сдобными галушками и рисом и молочную пшеничную кашу; второй день - жаркое из баранины и сладкий суп. На кирмес: первый день - жаркое с картофелем, второй - жареная птица. На Рождество в первый день мяса не едят по странному поверью, что иначе волки порвут скотину, и едят только сладкий суп; на второй день - жареная птица. Па Новый год жарится колбаса и сало, которые служат закуской при обильной в этот день выпивке. Колбасу вообще едят в колониях зимой, и ее хватает на четверть года, почему период этот вульгарно называют Wurstviertel. Похоронный обед состоит из жаркого, молочной каши и кофе. Крестины всегда справляются обильной выпивкой при закуске, имеющейся в семье по времени года. У колонистов существует симпатичный обычай приносить роженицам кушанья. Роженица нуждается в особой пище, не всегда имеющейся в семье за общим столом; поэтому восприемницы новорожденного (не менее трех), которых приглашают в день родов, приносят роженице ежедневно, поочередно, в течение девяти дней суп из лапши, вареную курицу и кофе с хворостом или вафлями. Кроме того, на Пасху, Троицу и кирмес общественные пастухи собирают по селу на каждом дворе праздничные тонкие пироги, сало и яйца.

Колонисты вообще сохранили массу своеобразных, вынесенных еще из Германии обычаев.

Накануне Рождества в церкви устраивается елка, с навешанными на нее пряниками и конфетами, которые после вечерней службы раздаются детям школьного возраста. После церковной службы в частных домах всем детям, с трех лет, раздают подарки, игрушки и сладости. В дом приглашают ряженого - переодетого медведем мужчину, одетого в вывороченный овечий тулуп, меховую шапку и громадные валенки и опоясанного железными дышловыми или плужными цепями, конец которых волочится по полу, производя лязг и шум. Ряженый (Pelznickel), вооруженный длинным прутом и жгутом, вползает на четвереньках в комнату, где собрались дети, гремит цепями и втягиваемым в себя голосом вызывает того или другого шалуна в доме. Дети от страха забиваются в крайний угол, прячутся под кровати, под стол. Pelznickel вытаскивает сам или приказывает другим вытащить детей, дрожащих от страха, перечисляет заранее сообщенные ему родителями шалости каждого, наказывает их, заставляет прыгать над протянутым прутом и кусать зубами цепь. Взяв с плачущих детей обещание впредь не шалить, Pelznickel уходит. Вслед за ним появляется новое привидение, которое, как говорят детям, спускается с неба, называясь Христовым младенцем - Christkindchen. Молодая женщина, обыкновенно из своего же дома, наряжается в белое одеяние, прикрывает лицо густой вуалью и входит в комнату, держа в одной руке прут, в другой - завязанные в платочки игрушки, пряники и конфеты. Детей снова спрашивают о шалостях, наказывают слегка прутом, заставляют каждого прочитать заученную для данного случая молитву и раздают платочки с подарками. Взрослые парни и мужчины, заинтригованные желанием узнать, кто изображает интересное привидение, стараются поднять вуаль или лезут с поцелуями; но ловкое Christkindchen обороняется прутом, избивая иногда до боли не в меру любопытных взрослых шалунов.

Новый год встречается в колониях особенно торжественно. Около 5 часов утра молодые парни и мужчины идут к своим родственникам и свойственникам и приветствуют их еще в постели с Новым годом. Первый визит делается крестным родителям. Заряжают самой мелкой дробью ружье, туго его запыживают и перед входной дверью производят выстрел, направляя его в порог или даже в дверь. Раздается оглушительный удар, от которого дрожат двери и окна; вся семья моментально просыпается. Выстреливший немедленно отворяет дверь, входит в комнату и, приветствуя всех с добрым утром, начинает славить, называя тех, кому славить: "крестные отец с матерью", "дядя с тетей", "тесть с тещей", "зять с сестрой" и т. д. - и читая наизусть сложенное в стихах поздравление, с пожеланием в новом году здоровья, долголетия, мира и согласия, а после смерти речного спасения души. Славящего хозяева благодарят, желают ему счастья и угощают с вечера приготовленной водкой и закуской. После такого потрясения в доме зажигается огонь, и семья поднимается на ноги. Понемногу появляются группами в 3-4 человека дети школьного возраста, каждый читает заученное приветствие, за что получает мелкую монету или пряник с конфетой. В этих приветствиях проходит утро до рассвета, когда семья садится за праздничный сытный завтрак из печеного окорока, тонких пирогов, хвороста, пышек и пр. В это же время приходят славить музыканты с флейтами и кларнетами, играют туши и церковные песни и получают угощение и вознаграждение от 30 коп. до рубля. После обеда, около 2-х часов, начинается катание молодежи по улицам на реальных или воображаемых рысаках, которое продолжается до ночи. Вечером старики ходят друг к другу в гости, а молодежь, собравшись в домах, где нет родителей, веселится, устраивая танцы и игры.

Масленица празднуется у колонистов лишь один день: во вторник первой недели Великого поста. С утра пекут массу хвороста, который едят в обед со сладким фруктовым супом, в 4 часа пополудни - с кофе и вечером - с колбасой и ветчиной. Никаких особых увеселений в этот день не бывает.

Пасха у колонистов также не отличается торжественностью, как у русских. Для детей существует традиционный заяц, который несет в ночь на Пасху детишкам крашеные яйца и игрушки в выставленные ими с вечера корзиночки. Куличей и пасх у колонистов не бывает; на Пасху и Троицу подается обычно праздничная пища.

В ночь под Троицу холостая молодежь устраивает соревнование но постановке у ворот девиц, за которыми ухаживают, так называемого майского дерева (Maibaum), или просто "мая" (Mai). Установка такого дерева к Троице считается большой честью для девушки, другие ей завидуют и не без основания считают ее серьезной и скорой невестой. Поэтому каждая девушка еще на заре встает и осведомляется насчет "мая". Последний состоит из толстого пука березовых веток, привязанных к шесту, который вкапывается глубоко в землю у ворот. Бывает иногда, что девушке ставится два "мая", и ей приходится разбираться, кто поставил "лучший", ибо последнему отдается предпочтение: "он больше любит!". Установка майских деревьев производится всегда сообща, компанией сверстников-товарищей, так как другие компании парней, не успевших или поленившихся достать дерево, тайно выкапывают и воруют чужой "май", чтобы поставить его у ворот своей девицы. На почве таких шалостей часто происходят драки, доходящие до увечий и даже убийств.

Для опозоривания девушки обиженный ею парень или действительно опорочивший ее негодяй ставит к воротам ее дома чучело из старых тряпок и лохмотьев - Butzemann (кургузого). Эта злая шутка обыкновенно влияет на репутацию и судьбу девушки, так как после этого девушку признают развратницей или шлюхой. Бывали случаи, что безвинная девушка привлекала виновника к суду и подвергала себя освидетельствованию у врача или бабки с целью реабилитации. Другой способ опорочить женскую честь не только девушки но и замужней женщины - вымазать ворота, забор или дом дегтем Иногда это расстраивало семейную жизнь, доводило до разводов даже до женоубийства, ибо каждый пальцем указывал на такую "развратную" женщину и "обманутого" мужа.

Помимо этих своеобразных обычаев, у колонистов есть еще особый сверхъестественный мир суеверия.


Дитц Я. Е. История поволжских немцев-колонистов. М., 2000, с. 376-395.