ПРЕДИСЛОВИЕ.

Настоящую книгу мы предположили издать двумя выпусками. В предлагаемый ныне первый выпуск вошли, по преимуществу, очерки нашей иностранной колонизации, уже более или менее известные публике ^[1]. Очерки эти нами исправлены и во многом дополнены; впервые же являются в печати статьи: "Порядки наследования", "Страхование строений и пожарная часть", "Волостные банки", "Задунайские переселенцы" и приложения. Следующий выпуск, говоря вообще, будет иметь предметом более или менее обстоятельный обзор бытовых условий наших "немецких" (протестантских и католических) колоний южной России и Поволжья; сопоставление их, отдельными группами, между собою и с меннонитами; возможно наглядное описание дач нескольких отдельных колоний по подворно-наследственному распределению полей и угодий, с объяснением системы хозяйства; попытки в Поволжье перейти от периодически повторяющихся, подушно уравнительных переделов земель к подворно-участковой системе; общие выводы об относительных достоинствах и недостатках рассмотренных нами различных общинных распорядков; и наконец, соображения о возможности применения опыта колоний в деле колонизации и экономического устройства нашего сельского состояния.

Большая или меньшая известность содержания первого выпуска - с одной стороны, а с другой - специальность самого предмета, два условия, в виду которых автор не льстит себя надеждою на обширный круг читателей. Следовательно, с коммерческой точки зрения, настоящее издание принадлежит едва ли не к разряду "неблагодарных" предприятий. Еще менее автор вправе претендовать на известность и заслуги литератора; самую скромность его в этом отношении - нельзя признать заслугою. Наконец, единственная среда, любопытство которой затрагивается непосредственно, масса наших колонистов, еще слишком мало ознакомилась с русским языком, и на столько хорошо знает свои собственные распорядки, нужды и чаяния, что писать и печатать по-русски собственно для нее равнялось бы едва ли не толчению воды. Итак, чему же именно обязана книга своим появлением? Вот вопрос, на который признаем не лишним дать ответ.

Поселения у нас иностранцев-земледельцев, в массе, предпринимались не с одностороннею целью - занять оседло "пустующие" земли и окраины империи. Поселения эти, как впрочем впервые высказано правительством только в 1804 г., имели еще культурно-образовательное назначение. Что первая цель вполне, достигнута, в том наглядным доказательством служат сами же колонии и более или менее цветущее положение их. Не может быть разноречия и в том, что пример колоний мало оказал влияния на их туземных соседей, хотя, всматриваясь ближе в дело, следы обоюдного воздействия неоспоримы, особенно в местностях, колонизированных и раньше, и при более или менее общих с русским крестьянином бытовых условиях; как напр. в Поволжье. Однако во всяком случай несомненно, что правительство ожидало в этом направлении несравненно большего; и русское общество конечно не ошибается, положительно высказывая эту мысль с того недавнего, впрочем, времени, как из безгласного - оно сделалось полугласным. Но крепко заблуждаются иные, ставя колонистам в вину малое влияние их на культурный быть соседей и приписывая такой неуспех исключительно изолированному или, что тоже, привилегированному положению колоний. Такие рассуждения на столько же логичны и справедливы, как если б кому вздумалось обвинять солнце, что оно, освещая и согревая нашу планету, не содействует однако произрастанию и в нашем поясе апельсинов и лимонов. И в самом деле, сколько потребовалось бы перемен в физических условиях нашей планеты, а с тем вместе, и в целом строе нашей солнечной системы, для того только, чтобы произрастание апельсинов и лимонов в России сделалось также удобным и естественным, как в Малой Азии!.. Ответом на возгласы подобных ревнителей-патриотов могут быть, с одной стороны, наши коренные реформы, альфою и омегою которых служит политико-социальное и экономическое устройство наших сельских состояний, а с другой - внутренний быт колоний, их общественные и поземельные распорядки, в основе которых всегда лежали коренные начала, сделавшиеся только в последнее время общим достоянием всего сельского состояния империи. Если бы наши колонии ныне обратить в барские вотчины, в крепость, то, само собою, они оказались бы вновь "изолированными", новым status in statu (государство в государстве - ред.), и, конечно, не вследствие каких либо тенденциозных, сепаративных стремлений самого населения, а единственно только в силу резких противоречий их политико-гражданского и вотчинно-экономического быта с свободным, рационально осмысленным и разумно организованным строем окружающей жизни. Пора же, кажется, честно и откровенно сознаться, а сознавши, и признать тот неоспоримый факт, что нельзя ожидать прочных политических, социальных и экономических успехов там, где, в глазах распорядителей и руководителей народного труда, рабочий люд de jure и de facto представляется лишь чем-то в роде механической рабочей силы, нуждающейся в нашей заботе едва ли не меньше рабочего скота. "Мы, южные хозяева, говорит г. Палимпсестов ^[2] - с каждым поколением низводим наш скот в худшее и худшее положение. И не мудрено: зимой - солома и бесприютность от разрушительных влияний климата; летом, при тяжелых трудах обработки земли или передвижения тяжестей, - подножный корм, не редко состоящий из сухих, мелких, даже трудно-съедобных трав и пыли. Этого мало: посмотрите на наши водопои - в запрудах, где вместо воды скот пьет тинистую прогнившую влагу. И как будто бы нет средств сделать из этой же воды - здоровое питье! А ведь это тот скот, выя которого дала нам все, что мы имеем. Правда, были и есть у нас хозяева, которые желали обзавестись какими-нибудь лучшими породами скота; но эти улучшения породы, кое-где сохранивши лучшие свои типические черты, при худых кормах, при небрежном уходе, при грубом обращении с ними, скоро сравнивались с туземным скотом, представляющимся нам в самом жалком положении. Грустно и т. д." Конечно грустно, скажем и мы; но какие же чувства должны волновать нас при сознании, что небольшой перифраз приведенной тирады дал бы нам верную и во всяком случае еще более безотрадную картину политико- социального и экономического положения массы нашего рабочего люда, сельского и городского, за целый ряд веков?..

Не колонисты, не сознательное будто бы стремление их к изолированию, и не как бы тенденциозное нерасположение их к общению с туземным населением - причиною тому, что интеллигентные и хозяйственные успехи колоний не обнаружили доселе тех культурно-образовательных результатов, которых надеялись от них и правительство, и общество. Виноваты... но стоит ли говорить дальше?..

По нашему мнение, если признать за нашими колониями культурно-образовательную миссию, в смысле практически приложимых у нас результатов, то эта миссия наступила только недавно. И она не замедлить оказать свое влияние, как скоро мы сами, изучив причины и условия успеха колонистских водворений, в деле сельского устроения воспользуемся их примером, их опытами, которые в то же время наши собственные опыты, купленные притом весьма не дешево.

Зная бытовые условия, в которых целые века вращался, а отчасти и теперь еще купается наш крестьянин, никто не обвинит его в неумелости и нежелании перенять от соседей-колонистов то, что у них хорошо и что было бы желательно встретить повсюду в наших селах и деревнях. Будь наш крестьянин гениален во всевозможных отношениях; будь он гигант по энергии, настойчивости и силе, но связанный, опутанный по рукам и ногам, он мог думать об усвоении иных, лучших порядков, только порвавши эти путы. Где же тут было время вдумываться в колонистские порядки?.. И какая же могла быть у него возможность перенимать, усваивать эти порядки даже при самом усердном желании с его стороны?...

Но, спросили бы мы господ, выступающих обвинителями колонистов, сами ли они серьезно подумали о том, что иностранная наша колонизация есть фактический, вековой опыт русского же правительства, опыт практического применения, как сказано, тех самых коренных начал, которые с недавнего времени ложатся в основу крестьянского устройства?.. Приходила ли нашим ревнителям, хотя раз, на ум серьезная мысль о полезности убедиться - при каких условиях, какие именно получены результаты, гласящие в колониях о неустройствах, или же о богатстве и благоустройстве?.. И в чем же причина, что и до сего времени именно эти последние результаты, именно эти логические последствия более или менее неуклонного приложения к жизни общих ныне начал сельского устроения возбуждают во многих не любознательность, не пытливый анализ, а почти одну лишь неприязнь и нерасположение?.. Или для нас было бы утешительнее встретить в наших колониях и теперь еще ту же нищету, ту же распущенность, какими они отличались в первые годы текущего столетия, состоя даже на полной льготе в податях и повинностях?.. И на сколько же могла бы считаться основательною вера в действительность улучшения быта нашего крестьянина, если б основные начала его нынешнего устройства, даже при наиболее льготном применении их в колониях, не дали здесь именно того, что дали?..

А русское общество и представители его экономических интересов?.. Какие же они делали попытки к толковому, всестороннему ознакомлению себя с бытом наших колонистов; с условиями, или вернее, системою первоначального водворения и дальнейшего развития колоний?.. Не говоря о дилетантах, даже специалисты-хозяева, политико-экономы, императорское вольно-экономическое общество и т. д., и т. д., - разве пытались они завязать и поддерживать правильные сношения с колониями; иначе, разве содействовали они сближению с русским обществом, с его нуждами и интересами, наших колонистов?.. А между тем, уже годы и годы почти в каждой колонистской волости действуют правильно организованные "общества сельского хозяйства", делаются разного рода опыты, наблюдения, исследования по хозяйству, и т. д.

Ставя этот упрек, мы должны однако оговориться в пользу некоторых деятелей "Импер. общ. сел. хоз. южной России". В "Сборнике" г. Палимпсестова, многие страницы свидетельствуют о внимании к хозяйственному положению колоний, делая указание между прочим и на их пример. Тем не менее, из того же сборника мы вполне убеждаемся, что эти примеры и указания мало повлияли, как на владельческие хозяйства, так еще менее на хозяйство крестьян. Но разве виноваты в этом колонисты, а не наше собственное невежество, наши же недавние безобразные отношение к рабочей массе, лишенной политической свободы и гражданской полноправности при полнейшем экономическом хаосе?..

К сожалению, замеченные нами отношения к колониям огромного большинства интеллигентного русского общества, в смысле его самодеятельности, остаются пока прежние. А потому одна из целей нашего труда - пошатнуть эту апатию, возбудив интерес в обществе к его собственному вековому опыту, к способам практического применения его же собственных начал, тех начал, на которых базируется вся будущность России.

Этого однако мало. Реформы нынешнего царствования, переустраивая законодательным путем весь государственный организм, не привели еще к изданию особого "сельско-судебного устава", столь необходимого в видах правильного течения дел общественного самоуправления в наших сельских и волостных обществах. Такое замедление объясняется однако тем, что сельско-судебный устав должен содержать исключительно одни постановления нормальные, а не временные, переходные. Но переходное время близится к концу; необходимо подвести итоги, которые составят содержание ожидаемого устава. Поэтому желательно придти к полному уяснению некоторых, спорных до сего времени, коренных вопросов сельского устроения; а одним, и едва ли ни важнейшим, из этих вопросов представляется форма крестьянского землевладения, вопрос о превосходстве общинного принципа пред личным. Преобразовательное законодательство только робко, нерешительно коснулось поземельных распорядков крестьян. Земля, правда, дана крестьянам, но нет пока положительной организации внутренних поземельных распорядков наших сел и деревень. Обычай, это во многих отношениях вполне почтенное наследие отцов, не может и не должен оставаться единственным регулятором в таком деле, к которому приводятся и от которого исходят все ткани общественного организма; в деде, каким являются в земледельческой общине ее внутренние распорядки по земле. Обычай, как несомненный остаток стихийной жизни, по мере поступательного движения общества должен подвергнуться анализу законодателя. Служа отчасти прецедентом для нормирования семейно-экономических основ общества, он уступает наконец место положительному закону там, где народ и, во главе его, законодательство стремятся к жизни сознательной, к подчинению себе ее агентов физических и нравственных. Знаменитое laisser faire, laisser passer, применяемое слишком долгое время даже и тогда еще, когда вопрос резко поставлен и наукою и жизнью, искупается народом обыкновенно вековыми страданиями. Вот почему окончательное устройство по земле нашего сельского состояния, а в тесной связи с ним, и организацию поселянского выборного суда применительно к общим началам и формам нового судоустройства, мы не переставали считать и теперь еще считаем за вопрос открытый, очередной, каковым у нас пока остается еще вопрос об установлении рациональной колонизационной системы. Эти вопросы, наряду с вопросами о народном образовании, волостных банках, продовольствии, страховании, опеках и т. д., более или менее солидарны. На запросы по всем этим предметам опыт наших колоний может дать ответы, если, быть может, и не вполне удовлетворительные, то во всяком случае весьма и весьма поучительные. Сумели же мы эту разнородную смесь заграничных пришельцев, эти во многих случаях буйные, беспутные и всегда почти обнищалые подонки всяких национальностей и культур, организовать в самом начале их поселения так, что подчиняясь установленной законом системе, они, путем нормального хода жизни и мирского самоуправления, выработали из себя цветущие общины трудолюбивых земледельцев и промышленников. Неужели и почему же именно только с нашим собственным крестьянином, даже при нынешних, несравненно более благоприятных условиях, нельзя бы нам достигнуть того же, хотя бы приблизительно того, чего добились у иностранных поселенцев?

Необходимо твердо помнить, что однородные явления вызываются исключительно однородными же, основными причинами и условиями. Следовательно, чего достигли в колониях, то самое можно, даже следует поставить себе целью и при устройстве и колонизации русских крестьян. Исключительных, вечных привилегий тут уже не требуется; нужны временные лишь льготы, разумная фискальная система, удобопонятно и обстоятельно кодифицированный сельско-судебный устав, а в новых водворениях более щедрый, более предусмотрительный, и дальновидный первоначальный земельный надел, но главное - систематическое ведение колонизационного дела, т. е. правильная, законом установленная, вполне согласованная с хозяйственными условиями колонизируемой местности, организация общин в самом начале поселения.

И все это потребуется едва ли не в ближайшем будущем, вслед за 19 февраля 1870 г. Было бы слишком рискованно успокаивать себя мыслью, что "нечего хлопотать о принятии каких-либо мер для уменьшения переселения, так как закон все предусмотрел", ставя крестьянина в такое положение, что "после 1870 г. ему невозможно будет подняться с своего места - так трудно для него удовлетворить всем условиям, выполнения которых закон требует от желающих переселиться - прежде переселения". "Дворяне, прибавляют оптимисты, могут быть спокойны: крестьянин крепко привязан к земле законом". Все это так, по крайней мере с легальной точки зрение, в смысле буквы закона. Но здесь упускают из виду самую жизнь, "темную" массу, главнейшим руководителем которой в вопросах, подобных вопросу о переселении, является не буква закона, а инстинкт искания "лучшей доли", железная неумолимая нужда. Этот инстинкт, изощренный и поддерживаемый несомненно непомерною тягою над крестьянством прямых и косвенных налогов и повинностей, весьма легко может стать выше указываемых законодательных гарантий и на очереди будут "волнения, экзекуции, насильственные водворения, и т. д." Как-то странно читать приведенные оптимистические уверения в отчетах дворянского собрания, того собрания, которое в то же время высказывало столько заботь о предоставлении ему "заведывания опеками", и представители которого, во главе земства, не нашли даже возможным остаться при прежнем постановлении земства о обращении уездных и губернских, ныне крестьянских натуральных повинностей - в повинность обще-земскую, денежную. По нашему убеждению, не крестьянин должен быть привязан к земле, а напротив, данную крестьянству землю следует бесповоротно закрепить за целым состоянием сельско-рабочего люда империи - выгодностью для него ее хозяйственной обработки. Тогда уже сами собою родятся в наших сельчанах и любовь к собственному очагу и привязанность к своему полю. При нынешнем же положении дела следует помнить, что помимо всяких ограничительных условиях, закон признал однако принцип свободного переселения после 19-го февраля 1870 года, принцип, искони вошедший в плоть и кровь русского человека, как главнейший в его глазах признак личной свободы и гражданской полноправности поселян. И если неминуемо предстоящая нам при таких условиях колонизация русских людей на свободных землях и территориях поведется по прежнему; если внутренние распорядки по земле и в новых, и в старых водворениях по прежнему будут предоставлены обычаю, то кого же станем винить - колонистов ли, которых иные упрекают в неисполнении каких-то quasi-наставнических обязанностей, или самих себя, что для нас не имеют силы даже наши же собственные, наиболее удачные опыты сознательно-разумного сельского устроения?!..

Теперь, читатель, появление настоящего издания сделалось, быть может, понятным; а если бы оно, хотя в малой доле, оказало содействие удовлетворительному разрешению вопросов об окончательном, и прежде всего экономическом устройстве наших крестьян, то мы сочли бы себя и вполне вознагражденным за наш труд.

В заключение просим смотреть на этот труд именно только, как на "опыты и материалы", не требуя ни строгой системы, ни полной разработки частностей, - этих необходимых условий вполне научного, историко-статистического сочинения. Не принадлежа к числу корифеев науки, мы взялись за исследование миниатюрной лишь страницы нашей бытовой истории исключительно в тесной рамке иностранной колонизации. Тем не менее мы нашли здесь груду сырого, еще почти никем не тронутого материала. Разбросанный в пол. собр. законов, по архивам, канцеляриям и мало известным брошюрам и органам периодической печати, такой материал не легко и не сразу поддается вполне систематической обработке, тем более, что во многих случаях нам приходилось или остается еще дополнять его местными сведениями и исследованиями. К тому же наши труды хотя и совпадали с занятиями ex officio, но только отчасти и притом в одном известном направлении. И до сего времени для нас открыты еще не все архивы и канцелярии; не все желательные местные исследования для нас доступны, а самые занятия наши, по необходимости, отличались урывочностью. Таким образом не мало, крайне интересного материала мы, волей неволею, оставили или нерозысканным, или нетронутым, или же коснулись его только слегка, мимоходом. Но положивши первое основание всестороннему анализу нашего иностранно-колонизационного дела и рассчитывая продолжать занятия в принятом направлении, быть может, даже при более благоприятных условиях, мы надеемся не только поверять себя и наши собственные выводы, но дать полнейшую к тому возможность и читателю, интересующемуся обсуждаемыми нами вопросами об истинном значении политически-самостоятельного, граждански-полноправного и экономически-организованного, обеспеченного промысло-земледельческого состояния, как главнейшей, самой существенной основы всякого нормально-развивающегося государства.

Примечания.

¹ "Вестник Европы", 1868 г., т. I, II, III и IV "Сектаторы-колонисты". Там же 1869 г. т. I и II "Духовенство и школа в наших немецких колониях".

² "Сборник статей о сел. хоз. юга России". Одесса, 1868 г., стр. 53.

1. Читать книгу в PDF

Публикация книги осуществлена с целью ознакомления и не преследует никакой коммерческой выгоды. Любое коммерческое и иное использование, кроме предварительного ознакомления, запрещено.