Geschichte der Wolgadeutschen
ВОЛГА
Литературный журнал (г. Саратов)
1989 № 7

ДВАЖДЫ ПЕРЕСЕЛЕННЫЕ

Екатерина

Одной из первых кампаний Екатерины II было привлечение на "пустопорозжие земли" юга России новых обитателей. Еще будучи великой княгиней, она писала: "Мы нуждаемся в населении; заставьте, если возможно, кишмя кишеть народ в наших пространных пустынях..." Через несколько месяцев после вступления на престол, осенью 1762 года, она указывает сенату: "Так как в России много непоселенных мест, а многие иностранные просят позволения поселиться; ...принимать их в Россию без дальнего доклада..." 4 декабря 1762 и 22 июля 1763 годов были обнародованы на пяти языках две редакции - "общая" и "подробная" - манифеста "О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах". Каждой переселенной семье был обещан щедрый земельный надел; права и льготы включали бесплатный проезд, освобождение от налогов в течение тридцати лет, свободу от воинской повинности, свободу вероисповедания, право на беспошлинную торговлю и так далее.

Идея привлечения иностранных подданных к хозяйственной и культурной жизни страны была не нова. Московский Кремль строили приглашенные итальянские зодчие; общеизвестны немецкие слободы в Москве и Петербурге; иностранные специалисты служили в русской армии, на флоте; прославились они в инженерном деле, в науке и искусстве.

Однако массовый вызов "хороших земледельцев, садоводов, скотоводов, а равно мастеровых" стал возможен лишь в середине XVIII века, когда у российского государства возникла насущная необходимость заселить, обжить, обратить на пользу окраины своей обширной территории. Кстати, аналогичное "великое переселение народов" в Америку и Австралию происходило на десять - двадцать лет позднее. На гребне волны интенсивной государственной колонизации Сибири, Поволжья, степей малороссийского юга и пришли в саратовские края иностранные поселенцы. Первоначально для их размещения предлагались - на выбор - свободные земли в Тобольской, Астраханской, Оренбургской и Белгородской губерниях. Потом остановились на Саратове - "знатном городе Астраханской губернии", известном центре соляного и рыбного промыслов и волжской торговли. Он стал метрополией, собравшей вокруг себя многочисленные новые поселения - колонии иностранцев.

Орлов

Портрет этого вельможи, фаворита императрицы, с легкой руки современных нам беллетристов скривился в анекдотическую маску. Между тем серьезные историки - А. Барсуков, В. Бильбасов, А. Голомбиевский, С. Соловьев - представляли его не так. Проживший сорок девять лет (1734-1783) и всего десять из них бывший в фаворе, граф Григорий Григорьевич Орлов действительно был заметной личностью. Все ведомые им начинания - от подготовки дворцового переворота 1762 года до создания Вольного экономического общества - отмечены неподдельной страстью, живым интересом увлекающегося человека. Недостаток образования ему компенсировали выдающиеся организаторские способности и упорство. Увлекся граф и новым проектом Екатерины - идеей водворения иностранцев в России. И вскоре был назначен президентом особой Канцелярии опекунства иностранных колонистов, учрежденной в один день с выходом "подробной" редакции манифеста 22 июля 1763 года.

Новое учреждение, облаченное "властью и преимуществами равными против прочих государственных коллегий (министерств.- С. Т.)", развернуло широкую деятельность. Щедрая смета - двести тысяч рублей годовых, возможность привлекать к работе любых специалистов, наконец, подотчетность лично императрице способствовали темпам и успехам. Роль графа Орлова, к сожалению, почти не выявленная историками, была здесь определяющей. Его переписка с Екатериной, казной, сенатом рисует колоритную картину работы президента Канцелярии, работы необычной, немного пугающей этим, но азартно, решительно и размашисто вершимой. Сложностей было много: уговорить, собрать вместе, переправить морем в Петербург, а затем сушей в Саратов тысячи людей из разных мест, в большинстве отправлявшихся семьями; найти компетентных людей, способных к "сочинению" планов и быстрому устройству новых поселений; решить спорные вопросы землевладения в дальнем Поволжье, где числившиеся пустыми территории вдруг оказывались расхватанными местными помещиками... Этот клубок проблем президент рубил с присущей ему безоглядностью. Недаром большинство высочайших и сенатских указов в отношении переселенцев - не что иное, как утвержденные доклады Орлова.

Начал он с того, что аргументировано предложил единый район для поселения иностранцев - саратовскую округу "...от Чардыма до Царицына, отсюда к Дону, затем по границе казачьих земель до Хопра, вверх по левому берегу Хопра до сел Знаменского и Долгорукова, а потом подле земель Пензенской губернии до Саратовского уезда и чрез него полосой к Чардыму". Далее граф разработал нормы земли под наделы колонистам, наметил механизм переселенческой кампании, подобрал на службу в свою Канцелярию отличных специалистов - "опекунов", межевщиков, геодезистов. Управлять ходом кампании, добывать деньги (смета все ширилась - "быть по сему",- писала Екатерина) и точно распределять их по подрядам на транспорт, строительные материалы, продовольствие, даже хлопотать о делах отдельных переселенцев - открытии фабрик, торговли и тому подобное,- все это и многое другое приходилось делать Орлову. И не его вина, что в конце 1766 года, когда переселение уподобилось снежному кому, вызов иностранцев в Россию на поселение был прекращен. К концу шестидесятых годов стараниями Канцелярии опекунства иностранных колонистов и ее президента в саратовскую округу было переселено и размещено в ста четырех колониях около двадцати шести тысяч человек. (Население Саратова тогда составляло примерно шесть тысяч человек.)

С весны 1766 года в Саратове начала работать контора Канцелярии опекунства, созданная "по причине умножившегося там... числа чужестранцев и дел". Теперь уже на плечи ее небольшого штата - двадцати семи человек - лег основной груз хлопот по опеке и защите прав колонистов. Правда, конторе придана была в помощь военная команда - салвогардия.

Осуществлять планы Екатерины и графа Орлова призвана была "команда" лучших инженер-офицеров, ранее служивших в государственных военной и вотчинной коллегиях, в кадетском сухопутном корпусе. Их опыт межевания земель, работы с картами, "сочинения" планов поселений пришелся как нельзя кстати. Предводительствовал здесь капитан Иван Рейс, определенный президентом Канцелярии опекунства "для употребления к поселению иностранцев". Ход и результаты проделанной его "командой" работы впечатляли современников и историков слаженностью, размахом целого и проработанностью деталей. "Команда" Рейса, состоявшая всего из двадцати двух человек, успевала все: "осмотреть и описать всю определенную для поселения иностранных окружность"; размежевать - впервые - земли дальнего Поволжья, упорядочивая при этом владения помещиков, присвоивших пустые территории; "сочинить верные чертежи" колоний; наконец, расселить на месте новоприбывших иностранцев. Вот уж действительно - опекунство.

Дорога

Переезд был задуман так: группы завербованных стекались из разных мест в порты отправки - Вормс, Гамбург, откуда, по мере формирования партий, отплывали в Петербург. Затем зарегистрированных и принявших присягу на верность императрице и новому отечеству переселенцев передавали в руки специально нанятых ямщиков и отправляли обозами "от Ладоги чрез Тихвинский посад до реки Сомины и далее до самого Саратова..."

С марта 1764 года кампания настолько расширилась, что российские послы в европейских странах - а именно они были поначалу ответственными за вызов переселенцев - поспешили сложить с себя эти полномочия. Пришлось прибегнуть к помощи "вызывателей" - оборотистых и, как выяснилось позже, не всегда чистых на руку людей, которые по контракту обязывались вербовать своих сограждан. Вот несколько фамилий вербовщиков: Бене, де Борегард, Докурт, Леруа, Пауль, Питет, Филипович. "Их" поселенцы располагались на жительство округами, образуя группы "вызывных" колоний на луговой стороне Волги - в отличие от "коронных", государственного вызова, поселений, ранее размещенных на правом, саратовском берегу. Первой была заселена колония Починная (Кратцке) - ныне поселок Подчинный.

Хотя переселение курировала сама императрица, организационных сложностей и путевых тягот избежать не удалось - слишком уж крупными оказались масштабы дела. Екатерина не жалела денег, Орлов челноком носился из Петербурга в Гамбург "для отправления оттуда сюда колонистов", чудеса расторопности показывала "команда" вездесущего Рейса... И все же десятки людей погибли в дороге. По прибытии в Саратов сотням семей негде было зимовать. (Из Указа от 23 декабря 1764 года: "Ея Императорское Величество Всемилостивейшая Государыня указать соизволила находящимся ныне в Саратове и впредь отправляющимся на поселение иностранным в рассуждении от поставки их по квартирам тамошним обывателям отягощения до поселения их на места (в колонии.- С. Т.) построить пристойное число (16.- С. T.) деревянных казарм, куда их для житья и перевесть и впредь прибывших помещать...") Наконец, взорам разочарованных колонистов представали не "цветущие аспараги", а пустынные заволжские степи с долгими и лютыми зимами. Летом же 1765 года "в некоторых отдаленных колониях иностранцы от воров немалое изнурение потерпели..."

Тем не менее дело набирало обороты. Вот его динамика: 1763 год - первые партии переселенцев направляются в Россию; 1764 год - множество иностранных скопилось в Саратове; заселены первые несколько правобережных колоний - 250 дворов; 1765 год - в Саратове "отправленных поселенцев, кроме оставшихся здесь и разъехавшихся по разным городам, считается 1516 семей (до 5000 душ)"; 1766-1768 годы - массовое строительство колоний.

К концу шестидесятых годов размещение переселенцев завершилось. И хотя сложностей - с водой, строительным лесом, непривычкой к засушливому лету - еще хватало, дела новоявленных поволжских жителей понемногу налаживались: отстраивались колонии, росли урожаи, расширялись промыслы.

Страна сарпинки и мельниц

Переселенцы привезли на саратовскую землю многие умения и ремесла. Встречались среди них плотники, каменщики, кузнецы, механики, ткачи, шляпники, оружейники, золотых дел мастера, скульпторы, живописцы и даже ученые. "Выделываемые их товары суть: бумажные и полушелковые платки, маншестр, канифас, чулки и колпаки бумажные, тонкая бумажная нить для тамбурного шитья, разные полушелковые материи, табак, свечи, мыло и кожи; сии товары отпускаются не только в ближние губернский и уездные города, но даже в столицы..." - замечал в 1797 году автор "Краткого исторического начертания о Сарептской колонии".

Промышленные сооружения - кирпичные и кожевенные заводы, табачные и горчичные фабрики, ремесленные цехи и "домы", мельницы - возводились в колониях повсеместно. Больше всего было так называемых "голландских" (ветряных) мельниц и мануфактур. В некоторых поселениях работали десятки разнообразных ремесленных производств, небольших цехов и фабрик. Более того, именно с деятельностью иностранных поселенцев современники и историки связывали заметное оживление промышленности и торговли в городах края. Например, большинство мельниц, сначала ветряных и водяных, позже - паровых гигантов, в поволжских городах от Симбирска до Царицына принадлежали предпринимателям из колонистов. Самым же массовым, известным по всей России промыслом (им занимались в начале XX века более двенадцати тысяч человек), стало здесь тканье сарпинки - тонкой хлопчатобумажной ткани, названной по имени Сарепты - колонии, где изобрели технологию и наладили производство новинки. Магазины сарпинки имелись в Саратове, Москве, Петербурге; ширился ее экспорт.

Колонии

"В бытовом и культурном отношениях немецкое население поволжских колоний представляет как бы государство в государстве - совершенно особый и самодовлеющий мир, резко отличающийся от окружающего его русского населения по вере, по языку, по типу людей, по характеру построек, по одежде, по всему житейскому строю",- читаем в томе "Россия. Полное географическое описание нашего отечества" (СПб., 1901. Т. 6. С. 160).


Вид колонии. Рисунок 1760-х годов.


Все это так - и не совсем так. Разобраться спустя три четверти столетия непросто. Очевидно, что колонисты не замыкались внутри своих общин - вели обширную торговлю, переезжали на жительство в города, общались с обитателями соседних русских сел, читали саратовские и самарские газеты... Это с одной стороны. А с другой - колонии, или колонки, как их называли русские крестьяне, - феномен, неизменно привлекавший в XVIII-XIX веках внимание путешественников, историков, этнографов. Динамика их развития была стремительной, хозяйственные успехи - бесспорными. В конце 1760-х годов в саратовском Поволжье насчитывалось 104 таких поселения с 25 800 жителей; в середине XIX века-170 с 125 400; на рубеже XX века - 190 с 407 500. В середине XIX века проводился новый вызов иностранных поселенцев в разные районы России. В саратовском Заволжье в 1854-1874 годах было организовано несколько десятков новых колоний. Убедительная статистика. Но еще показательнее свидетельства современников. Заметим, в литературе нет ни одного разочарованного мнения:

"Местечко (Сарепта.- С. Т.), в коем они жительствуют, выстроено прочно и лучшим образом; главные здания все из тесаного камня и кирпича и невзирая на малое число жителей... все их местечко... имеет вид благоустроенного города" ("Краткое историческое начертание о Сарептской колонии", 1797 год).

"...Немецкие колонии принадлежат к наиболее богатым и наилучше организованным поселениям в России, да не в одной только России, но и в целом мире" (Ф. Маттей, 1866 год).

"Эти наиболее свободно развившиеся колонии показывают нам, какие отношения могли бы и должны бы были развиться и в остальной России, если бы многочисленные остатки дореформенного быта не сдерживали капитализма" (В. И. Ленин, 1899 год).

Несмотря на единовременность основания, колонии нередко сильно различались как по размерам (известны селения и в восемь, и в двести сорок дворов), так и по другим признакам. Непохожим друг на друга были правобережные и заволжские поселения.

Первые, преимущественно специализированные на ремесленном или кустарном производстве, торговле, тяготели к соседним крупным городам Саратову, Камышину, Царицыну и окружавшим их русским и малоросским селениям. Жители их частично ассимилировались; показательно, что первоначальные "немецкие" названия колоний здесь употреблялись наравне с русскими: Мессер - Усть-Золиха, Гук - Сплавнуха, Шиллинг - Сосновка и так далее.

Заволжские же колонии, располагавшиеся компактными, в шестьдесят - семьдесят верст, округами в малозаселенных степях, жили более обособленно. Здесь развивалось земледелие и скотоводство. Названия в большинстве были "немецкими": почти вся топонимика Швейцарии и юга Германии представлена в них. Часто переселенцы давали своей колонии имя родного города или местечка. Некоторые колонии получили название в "благодарность к тем особам, которые в принятии, отправлении и поселении их участие имели": Екатериненштадт, Орловская, Панинская, Баскаковка, Резановка, Козицкая; другие были наречены именами "вызывателей" - Паульская, Борегард, Филипсфельд.

Уже при основании несколько колоний выделялись многолюдством - как правило, они и в дальнейшем заметно отличались от остальных: Норка, Лесной Карамыш (Гримм), Голый Карамыш (Бальцер), Ягодная Поляна, Медведицкий Крестовый Буерак (Франк), Гололобовка (Денгоф), Баронск (Екатериненштадт). (Ныне это соответственно: село Некрасово, станция Карамыш, город Красноармейск, села Ягодная Поляна, Медведица, Высокое, город Маркс.) Первые три превосходили размерами, населением и застройкой некоторые уездные города.

Вот что писали в конце прошлого века об этих поселениях: "Екатеринштадт, главная и самая значительная из заволжских колоний... выглядит совершенно городом. Каменные двухэтажные дома, мостовые и тротуары и общий строй жизни ничем не напоминают того, что Екатеринштадт есть сельское общество" (Велицын А. А. "Немцы в России. Очерки исторического развития и настоящего положения немецких колоний на юге и востоке России".- СПб., 1893. С. 269). Или о Голом Карамыше: "В колонии 9108 жителей; 695 изб, в т. ч. 576 каменных, 118 деревянных, 1 мазанковая; в их числе общественные строения: пасторат и церковноприходская школа, товарищеская школа, церковь; есть земская больница и амбулатория на 10 кроватей, земская ямская станция, пивзавод, 23 сарпинковых, 20 кожевенных, 2 сыромятных заведения, почтово-телеграфное отделение. Еженедельные базары по вторникам на базарной площади, где выстроены общественные лавки (до 400 подвод). Много коммерсантов; колония играет значительную роль по своим оборотам..." (Минх А. Н. "Историко-географический словарь Саратовской губернии".- Саратов, 1898. Т. I. Вып. 1. С. 166.)

Конечно же, не всем крупным и процветавшим колониям суждено было вырасти в города, как Екатериненштадту и Голому Карамышу, или хотя бы в райцентры, как Зельману и Мариенталю - ныне соответственно рабочие поселки Ровное и Советское. Где-то в степи затерялась теперь Норка - самая авторитетная и населенная из всех колоний, бывшая в начале нашего века больше уездного Аткарска-10500 против 9750 жителей - и почти равна Балашову, Петровску или Сердобску. Сейчас и добраться-то нелегко в это село - всего один-два рейса в день делает райцентровский "пазик".

"Съеден" одним из отдаленных микрорайонов Волгограда некогда благословенный оазис - Сарепта. Помню, как посмеялись надо мной рабочие-строители, расчищавшие площадку от обломков снесенного дома: "Это - восемнадцатый век?!" - а потом, вдруг притихнув, слушали импровизированную лекцию о старой Сарепте.

Стали заурядными, а то и сошли на нет Лесной Карамыш, Медведицкий Крестовый Буерак, Гололобовка, многие десятки других, когда-то преуспевавших, колоний...

Но вернемся к тем, прошлым, колониям, ибо, как писал в предыдущем веке весомый журнал, "цветущее их положение... подало мысль сообщить нашим читателям их описание". Кроме общих черт быта колоний, существовали и различия. Одно из основных - по вероисповеданиям. Наряду с приверженцами двух преобладающих религий - католической и лютеранской - среди поселенцев встречались реформаты, представители различных религиозных сект: гернгутеры, штундисты, меннониты. При основании колоний "... от казны построено 24 церкви (по числу приходов. - С. Т.), сверх же того во всех других колониях построены колонистами от себя молитвенные домы..." ("Обозрение состояния поселенных в Саратовской губернии иностранных колонистов", 1804 год).

В 1804 году общее число церквей составляло 105 (59 лютеранских, 33 католических, 23 реформатских); в некоторых селениях соседствовали два-три разных культовых сооружения. В начале XIX века церкви стали повсеместно обновляться, сначала - в дереве, позже - в камне. Две волны культового строительства прокатились по колониям в 1870-х и 1900-х годах. Именно тогда возведены величественные храмы в Саратове, Екатериненштадте, Каменке, Привальной (ныне село Привольное), Усть-Золихе и других селениях. В церквах, строившихся по заказам и на средства религиозных общин переселенцев, обычно варьировался традиционный тип сооружения, сложившийся в среднеевропейских и прибалтийских странах - в небольших населенных пунктах, реже - в крупных городах (так называемый цеховой храм).


Екатериненштадт. Рыночная площадь.
На переднем плане - лютеранская, на дальнем - католическая церкви.
Фото конца XIX века.


Из общественных построек, кроме церквей, широко строились школьные и училищные дома, пастораты. "Первая школа в Саратовской губернии возникла в Камышинском уезде, в какой-то католической колонии, в 1763 году... С этого времени начали открывать школы в лютеранских колониях..." (Филатова А. "Картографическая выставка в Саратове".- Саратов, 1888. С. 21). Товарищеские, то есть существовавшие на общинные деньги, общеобразовательные школы действовали практически во всех колониях,- их посещение было обязательным для детей с семилетнего возраста. И не удивительно, что "немецкие волости стояли особняком" в отношении грамотности,- здесь она достигала семидесяти - восьмидесяти процентов как среди мужчин, так и у женщин.

Способных юношей посылали, тоже на средства "общества", для продолжения образования в Ригу или Митаву.

"Домы в оных (колониях. - С. Т.) выстроены не как российские, из бревен с накатами, но из распиленного лесу и имеют обмазанные стены, хороший вид..." (Георги И. Г. "Описание всех обитающих в Российском государстве народов..." - СПб., 1799. Ч. 4. С. 64). "Жилища, по своему внутреннему расположению, обстановке и чистоте, отличаются от крестьянских" ("Россия". Полное... с. 160). Свидетельства наблюдательных географов помогают представить облик ранних домов переселенцев. Они выделялись капитальностью - в колониях был очень высокий процент кирпичных, каменных, глинобитных построек, отличались, при простоте объемов и форм, специфическим масштабным и пропорциональным строем - высокие скатные металлические или черепичные кровли со скосами, вытянутые по вертикали или квадратные небольшие окна. Размещались жилые здания, по возможности, окнами на юг; часто они не имели окон и входов на уличном фасаде. Более поздние постройки, конца XIX - начала XX веков (они сохранились в Саратове, Энгельсе, Красноармейске, Красном Куте, Марксе, других городах и селах),- кирпичные. В них мастерство и изобретательность строителей достигают вершин, реализуются в бесчисленном множестве функционально чистых и декоративно раскрепощенных композиций.

"Выезжаете вы, положим, в какую-нибудь колонию. На первых же порах вы обращаете внимание на чистоту правильных, широких улиц. Дома деревянные, высокие, часто крытые железом... Вдоль улицы тянется ряд посаженных деревьев... Среди села, на площади, возвышается церковь, огороженная частоколом, из-за которого виднеются высокие деревья - березы, тополя и т. п. Против церкви стоит высокое, каменное здание - жилище пастора... Впрочем, каменные, иногда двухэтажные дома в немецких селах встречаются очень часто и напоминают собой помещичьи дома в русских селах... Тут же, на площади, другое, невысокое, но зато длинное каменное здание с большими окнами - местное училище..." (П. В-ов. "Немецкие колонисты в России",- "Нива", 1818, № 5, 91).

Капитальная массовая застройка и регулярная планировка - две черты, связующие воедино разные колонии и резко выделяющие эту общность из всех поселений края. Все колонии с самого основания строились "кварталами" по регулярным геометрическим планам, "сочиненным" "командой" Рейса. Заметим, это самое раннее на Средней и Нижней Волге обращение к планировочным приемам классицизма, подтолкнувшее его тотальное наступление на города края. Можно сказать, саратовские колонии были своеобразным градостроительным полигоном. План иных поселений имел сходство с шахматной доской; в других-бисер кварталов нанизывали на себя речка, ручей или овраг; третьи напоминали римский военный лагерь: центральная площадь - форум на пересечении перпендикулярных осей - кардо и декумануса - окружена кварталами, обращенными лицом к ней и спиной в открытое поле. Некоторые планы были совсем простыми, схематичными, другие - Сарепты, Екатериненштадта, Привальной - изобретательно и тонко прорисованными.

Отличительной чертой колоний - и заволжских ничуть не менее, чем правобережных - было и обилие зелени: палисадников, аллей, рощ. Свежим воздухом, тенистой прохладой благодарили деревья высадивших их и заботливо ухаживавших за ними поселенцев.

Можно долго говорить о колониях - о быте, нравах, обрядах, общинном духе их обитателей. Однако доверим это этнографам, филологам, прочим специалистам. Ученые из ГДР, например, уже интересуются - и всерьез - фольклором поволжских немцев.

Немецкая улица

Согласно манифесту, иностранцам, имевшим в руках дело или средства к его открытию, дозволено было селиться в городах. В Саратове первоначально "осело" около ста человек - седельщики, живописцы, резчики, золотых дел мастера, скульпторы, шляпники, ткачи, оружейники и прочие. К 1795 году их число достигло ста тридцати семи, а к 1837 - уже семисот. Они селились поначалу "между церквами Преображения и Духосошествия, которой тогда еще не было; там же были и въезжие (постоялые) дворы для колонистов, приезжавших в Саратов по своим надобностям" (Духовников Ф. В. "Немцы, другие иностранцы и пришлые люди в Саратове". "Саратовский край. Исторические очерки, воспоминания, материалы" - Саратов, 1893. С. 240).

Здесь, "на горах", сооружены были в 1765 году первые деревянные казармы для временного размещения прибывающих поселенцев; неподалеку, на Горянской площади (ныне район пересечения улиц Октябрьской и Покрышкина с проспектом Ленина), находилась и контора Канцелярии опекунства иностранных колонистов, сгоревшая в 1800 году.

Новые обитатели осваивали прилегающие районы - они жили уже и на Московской улице от Горянской площади до Верхнего базара (участок проспекта Ленина между улицами Октябрьской и Радищева). Это время совпало с "дозволением колонистам, уплатившим долги казенные и получившим для свободного жительства паспорты, селиться в Саратове и производить торговый промысел". Вновь прибывающим колонистам стали отводить землю за городским валом, в первом квартале будущей Немецкой улицы (ныне проспект Кирова); поощрялось "брать места сколько можно обширнее и не менее 11 сажен на улицу, чтобы не был стеснен воздух и безопасно было на случай пожара, а также заводить хотя бы маленькие сады около домов". Здесь же к 1803 году выстроили новое, каменное, здание опекунской конторы. Ныне на ее месте общежитие консерватории. Третьим местом обитания иностранцев была улица, поднимавшаяся от Б. Царицынской улицы к Новой Соборной площади. Здесь жили, например, приказчики открывшегося в городе магазина сарпинки; сама улочка стала называться Сарептской (ныне улица Коммунарная).

Первые годы переселенцы всех вероисповеданий посещали общий молитвенный дом. В 1793 году на его месте, на Никольской (теперь Радищева) улице, была возведена небольшая деревянная лютеранская кирха, к которой спустя несколько лет пристроили хоры и колокольню. Поблизости, в Немецкой слободке, в 1805 году соорудили деревянную же католическую церковь.


Саратов. Германское консульство. Фото начала XX века (улица Рабочая, 22).


До середины XIX века Немецкая улица принадлежала еще к "числу плохих улиц Саратова". Но с этого времени она, оказавшаяся стержнем нового городского центра, "стала постепенно улучшаться". Здесь один за другим открывались магазины, торговавшие "больше прихотью", трактиры, гостиницы... К концу столетия Немецкая стала главной торгово-прогулочной улицей города. Дома преуспевающих поселенцев вырастали теперь и на других центральных улицах Саратова.

И не только Саратова. Следуя общему для послереформенной России процессу массового перемещения рабочей силы в города, обитатели колоний, в основном квалифицированные ремесленники и торговцы, тысячами потянулись в крупные промышленные, торговые, транспортные пункты края. В Камышине, Царицыне, Балакове, Покровской слободе ремесленники из бывших колонистов основывали цехи и артели. Удачливые, предприимчивые купцы находили широкое поле для деятельности. Деревянные дома, каменные особняки, церкви переселенцев вливались в общую архитектурную мелодию городских центров, не портя, а украшая, усложняя ее. Назовем Циммервальдскую (ныне Коммунистическую) улицу в Балакове, район Базарной (Советской) площади в слободе Покровской... Даже в Аткарске, чисто русском городе, есть превосходные здания, возведенные переселенцами.

Переселенческий клан приобрел заметное влияние, а затем стал, без преувеличения, определять промышленную и экономическую жизнь края. Паровые мельницы Э. Бореля, К. Рейнеке, братьев Шмидт в Саратове, А. Гергардта в Царицыне, Ф. Альтаха в Екатериненштадте, Ф. Райсиха в Камышине, А. Эрлангера в Самаре, братьев Штоль в слободе Покровской, механические заводы О. Беринга, О. Гантке, Р. Эрт в Саратове, мануфактуры, оснащенные новейшим оборудованием и технологией, были самыми заметными и доходными предприятиями. Переселенцы открывали торговые дома, мастерские, типографии, гостиницы, синематографы, фотоателье, театры...

Квалифицированные мастеровые - каменщики, столяры, мебельщики, резчики, плотники, штукатуры, жестянщики, - вышедшие из колонистов, с 1870-х годов оказались на восходящем гребне строительного бума. Взаимодействуя с "немецкой" прослойкой предпринимателей-заказчиков архитектуры и опираясь на поддержку подрядчиков, инженеров, архитекторов (назовем, например, X. Лоссе, М. Кирхнера, К. Тидена, Ф. Шустера, М. Пульмана; крупнейший мастер архитектуры русского модерна Ф. Шехтель также был выходцем из саратовских "немцев"), художников из поселенцев, они сделались одной из главных движущих сил архитектурно-строительного процесса в Саратовской и Самарской губерниях.

Были и другие следствия увеличения веса "немецкого" населения. В Саратове, в частности, в 1840 году открылся Немецкий клуб, а в 1912-м - даже германское консульство.

Немцы

Кто же они, поволжские немцы? Известно, что "немцами", "немыми", то есть не говорящими по-русски, на Руси обычно называли всех иностранцев-европейцев. Немцы Поволжья - конгломерат, несравненно сложнее своего названия как по сути, так и по национальному составу, - также удостоился привычного прозвища. Разговорное "немцы" позднее вошло и в литературу, вытеснив изначальные и более точные определения "иностранные поселенцы", "колонисты" (колонистами называли только переселенцев, проживавших в колониях), "переселенцы". Говоря об истории переселения, уместно употребление этих определений.

Итак, кто же откликнулся на манифест? Основную массу переселенцев составляли выходцы из южной Германии - Швабии (историческое название земли Баден-Вюртемберг на юго-западе ФРГ), Пфальца, Баварии, Саксонии. Встречались также швейцарцы, французы, австрийцы, голландцы, датчане, шведы, поляки. Швабов было больше всего. В различного рода описаниях и заметках о саратовских колониях, выходивших до революции, отмечалось: все переселенцы скоро "онемечились", поэтому называть их правильнее немцами. Это не совсем верно.

Дело в том, что каждая колония, как правило, заселялась людьми одной национальности, уроженцами одного края или местечка. Национальные обряды, традиции заботливо сохранялись. И. Георги писал: "Все сии европейские чужестранцы, обитающие в России, сохраняют ненарушимо свое наречие, одеяние, исповедание, образ жизни, наружный вид и нравы, и при всех переходах от рода в род, весьма мало изменились". Да и незачем было "онемечиваться" жителям среднеевропейских стран, во многом и так близким к немцам, хорошо понимавшим друг друга. Речь идет именно о количественном преобладании уроженцев южногерманских земель. Их диалект, более всего распространенный в колониях, стал своего рода эсперанто для всех переселенцев. Здесь нельзя не сказать об одной сегодняшней проблеме - о "старении" языка. Язык поволжских немцев, точнее - швабский диалект, оказавшись предоставленным самому себе, изолированным от других германских наречий, а после 1914 года - и от немецкоязычной литературы, практически не эволюционировал, не изменился с XVIII века. Те немцы, что живут сейчас в Казахстане, говорят на языке времен Екатерины! Моя знакомая, немка из ГДР, рассказывала, как забавно читать "Нойес Лебен": "Ведь она написана старинным языком". Вот такая "экзотика".

Коротко о социальном составе, профессиональной специализации переселенцев. Преобладали, безусловно, крестьяне - те самые "хорошие земледельцы, садоводы, скотоводы". Крестьянами становились и бывшие городские бедняки, двинувшиеся в дальний путь в надежде поправить свои дела. Были здесь и ремесленники самых разных специальностей. Встречались и купцы, фабриканты. Те и другие селились в городах - Саратове, Камышине, Царицыне - или объединялись в промысловые и фабрично-ремесленные селения. Такими были, например, Сарепта и Екатериненштадт.


Сарепта. Центральная площадь. Современный вид.


Отношение к иностранцам было непростым уже с первых месяцев их размещения на новых землях. Они "помешали" вольготно жившим здесь, далеко от глаз верховной власти, землевладельцам - помещикам, казакам и государственным крестьянам. Коренным жителям межевание, учет и нормирование приволжских земель явно не нравились. Поэтому не нравились и "уплотнившие" их переселенцы, на которых смотрели как на привилегированных - как же, столько льгот! - бездельников, приехавших поживиться чужим куском. Правда, очень скоро отчужденность сменилась симпатией и уважением к умениям и трудолюбию "немцев". Ведь колонии развивались образцово. XIX век был, в основном, благополучным для поволжских поселенцев, если не считать того, что их несколько раз "перепасовывали" друг другу разные министерства и ведомства. Хотя большинство льгот рано или поздно кончилось (в 1871 году колонисты были переведены в разряд поселян-собственников и уравнены в правах с крестьянами), к концу столетия многие колонисты обрели самостоятельность - вернули долги государству, получили паспорта для свободного передвижения и выбора места жительства, открыли свое "дело".

Но это время не слишком затянулось - на рубеже XIX-XX веков резко усиливаются националистические, "антинемецкие" настроения. Закрываются немецкие газеты, консульство; в литературе начинают преобладать суждения о высокомерии колонистов, об их нежелании сколько-нибудь приспосабливаться к российской среде. Дальше - больше. Началась мировая война, и полуторавековой юбилей саратовских колоний так и не был отмечен. Истерия достигла апогея к 1916 году, когда вышел закон против "немецкого засилия", действие которого распространялось и на здешних поселенцев. Изгнание их из Поволжья было намечено на апрель 1917 года. Февральская революция остановила действие закона, а Октябрьская отменила его.

Казалось бы, все перспективы для поволжских немцев теперь открыты. И они работали, боролись, строили социализм - верой и правдой... Не прошло и четверти века, как все повторилось: репрессии, пренебрежение, наконец - указ о выселении 370 тысяч (!) ни в чем не повинных людей далеко за Урал... Националистическая муть, поднятая со дна истории, стала чернилами для этого документа.

Минуло почти полстолетия. Уже выросли внуки "казахских", "киргизских", "алтайских" немцев. И хотя в середине семидесятых всем им было разрешено возвращаться на Волгу, мало кто воспользовался этой возможностью.

Да и сейчас далеко не все знают, откуда пошли и какими были поволжские немцы. Старики молчат по привычке. Кое-кто продолжает толковать о пресловутой "пятой колонне". Саратовские или камышинские мальчишки, играя в войну, кричат не "фашист" - "немец". И обычно не находится человека, который растолковал бы разницу.

В строках и между строк

Нельзя не обрисовать, хотя бы пунктирно, бытие поволжских немцев при Советской власти. Эти неполные двадцать четыре года были неоднозначным, противоречивым временем, к которому еще не обращались наши историки. В июне 1918 года Декретом Совета Народных Комиссаров был образован Комиссариат по делам немцев Поволжья. А 19 октября того же года В. И. Ленин подписал Декрет об образовании первой в РСФСР автономной области - Немцев Поволжья. Потом гражданская война. Немецкие полки воевали против Врангеля, Махно и Деникина, беднота, объединившись в партизанские отряды, защищала заволжские степи от "разноцветных" банд. Позже - разруха, голод в Поволжье, трудное и медленное восстановление хозяйства, социалистическое строительство... 6 января 1924 года на II областном съезде Советов Немобласти была провозглашена автономная советская социалистическая республика Немцев Поволжья - НПАССР, а 31 января 1926 года принята ее конституция.

Среди немногих общедоступных источников информации о Немреспублике самый примечательный - первое издание БСЭ (Большая советская энциклопедия. - М., 1939. Т. 41. С. 593-604). Попробуем прочесть эти несколько страниц свежим - и пристрастным - взглядом...

Итак, НПАССР. Территория - 28 000 квадратных километров; население - 576 000 человек: немцев - 66,4 процента, русских-20,4, украинцев-12, прочих - 1,2 процента. 22 кантона (района). Центр - город Энгельс. Другие города: Бальцер, Марксштадт; рабочий поселок Красный Текстильщик. "Н. П. АССР... стала к концу второй пятилетки передовым и высокоразвитым с.-х. районом с быстро-развивающейся промышленностью. Обилие с.-х. сырья на территории республики, близость к ней Баскунчакского оз. и оз. Эльтон с их колоссальными запасами поваренной соли, а также Савельевских и общесыртовских месторождений сланцев, выгодное положение на мощной волжской магистрали на путях движения бакинской нефти и на ж.-д. магистрали, связывающей Н. П. АССР со Среднеазиатскими республиками,- все это открывает широкие перспективы индустриального развития республики". Еще: "Н. П. АССР оказалась передовой по проведению коллективизации в деревне и сильно механизировала свое сельское хозяйство. В 1930 г. на территории республики была создана первая в Союзе электропахотная станция. По интенсивности внедрения новой агротехники республика занимает одно из первых мест в Советском Союзе. По развитию молочного хозяйства республика выделяется во всем Нижнем Поволжье".

В НПАССР было пять вузов, одиннадцать техникумов, девяносто три библиотеки, работали клубы, дома культуры, национальный и детский театры, пятьдесят два кинотеатра, радиосеть. Издавалось двадцать девять газет, в том числе двадцать одна - на немецком языке, выходили книги на немецком языке...

Чьими же чаяниями и усилиями было достигнуто все это? Рабочих, крестьян, интеллигенции Немреспублики. Энциклопедия же утверждает: "После победы ВОСР... трудящиеся немцы Поволжья... послали от себя делегацию в Москву, и нарком по национальным делам т. Сталин согласился с их предложением об образовании немецкой автономной области... Тов. Сталин с самого начала революции уделял огромное внимание вопросам самоопределения Немцев Поволжья. Уже весной 1918, по инициативе т. Сталина, декретом Совнаркома был образован "Комиссариат по делам Немцев Поволжья". И - далее: "Партийной организации Н. П. с первых дней ее организации пришлось вести упорную борьбу с националистическим уклоном, с пробравшимися в ее ряды мелкобуржуазными националистическими элементами из обломков разбитых пролетарской революцией мелкобуржуазных партий. Твердое Сталинское руководство ЦК ВКП(б) и здоровое основное ядро партийной организации Немцев Поволжья дали возможность побороть националистический кулацкий уклон".

Методы и исход "борьбы" с националистическим, кулацким и прочими "уклонами" теперь известны. Немреспублика не стала в этом смысле исключением - и здесь были репрессированы тысячи невинных людей, начиная с руководителей НПАССР Д. Г. Розенберга и Е. Э. Фрешнера, обречены на "голодные сезоны" колхозники, разрушены церкви... Но, уверяет нас Энциклопедия, "дальнейшее развитие народного хозяйства и культуры Н. П. АССР, ее быстрое продвижение к лучшей, еще более радостной жизни... обеспечены Сталинской Конституцией, твердым Сталинским руководством ЦК ВКП(б) и безграничной преданностью делу коммунизма трудящихся Н. П. АССР".

Том Энциклопедии вышел из печати в 1939 году. Трагедия гражданской войны, голодные годы, "чистки" тридцать седьмого были уже позади. А впереди - война...

Уже спустя два месяца после ее начала, 28 августа, появился Указ Президиума Верховного Совета СССР "О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья", грубовато, но увесисто сработанный приспешниками бывшего "внимательного" наркомнаца и подписанный недрогнувшей рукой "всесоюзного старосты". В нем утверждалась необходимость "переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы (Новосибирскую и Омскую области, Алтайский край, Казахстан.- С. Т.)..." Переселить - передовых колхозников, ударников производства, "здоровое ядро парторганизации", женщин, детей - всех, кто носил немецкую фамилию. Переселить в двадцать четыре часа.

Целый народ был приговорен: к отлучению от обретенной в Поволжье второй родины, к тяготам дороги и неустроенного быта, к трудармиям, к увольнению военнослужащих с фронта, а коммунистов - из партии, к позорной печати --"немцы". 19 мая 1942 года вышел еще один Указ - Президиума Верховного Совета РСФСР, постановивший переименовать районы и населенные пункты бывшей Немреспублики - стереть их с карт, перечеркнуть в памяти созданные здесь почти за два столетия материальные и духовные ценности... Иногда авторы новых названий бывали весьма "изобретательны" (Привальная - Привольное); часто - трафаретны (Бальцер - Красноармейск, Гнаденфлюр - Первомайское, Экгейм - Комсомольское); в других случаях они, похоже, вовсе не утруждали себя думой (Лизандергейский кантон - Безымянский район).

Стереть названия с карт не трудно. Но невозможно вычеркнуть из истории судьбу целого народа. Народа немцев Поволжья, за два столетия внесшего крупный вклад в развитие отечественной науки и культуры, давшего миру писателей Фонвизина, Дельвига и Кюхельбекера, художников Брюллова и Рериха, декабриста Пестеля и полководца Барклая де Толли, археологов Кеппена, основателя отечественной археологии, и Шлимана, открывшего Трою; ученых Отто Юльевича Шмидта, Фридриха Артуровича Цандера, Бориса Викторовича Раушенбаха, пианистов Рудольфа Керера и Святослава Рихтера, композитора Альфреда Шнитке и многих, многих других славных сынов Отечества.

И нельзя не согласиться с академиком Д. Лихачевым и писателем Н. Самвеляном, отмечавшим в "Правде" 10 марта 1989 года: "Сейчас нужно сделать все возможное, чтобы помочь нашим соотечественникам-немцам вновь воссоздать свою государственность, которой они лишились в эпоху, когда целые народы объявляли "врагами" народа". Конечно, многое придется начинать как бы сначала. Не все захотят покинуть новые места обитания, где, возможно, уже пущены корни и многое стало родным. Да и на месте, где некогда существовала республика Немцев Поволжья, создалась уже иная ситуация. Любые действия, которые могут быть предприняты по восстановлению государственности советских немцев, конечно же, должны быть осторожны, тактичны и учитывать интересы всех".

Сергей Терёхин

Март 1989 года
гг. Саратов - Москва