Geschichte der Wolgadeutschen

Персоналии

Мари Шансон

ЕЩЁ ТА ПТИЧКА

Рассказ

Мама всегда говорит бабушке: «Етит твою мать, в этого ребёнка!» А бабушка слушает и говорит: «Лена, успокойся...» А мама никак не может успокоится и говорит бабушке: «Это не ребёнок, а Божье наказание. Ещё та птичка». Мама очень часто хочет меня стукнуть, но сдерживается. И постоянно советуется с бабушкой. Я бы на месте мамы меня уже стукнула, так как такую вредную девчонку просто невозможно не стукнуть. Вот все говорят: «Детство... детство...» А что детство? Думаете нам, детям, легко? В постоянном напряжении: «Стукнут, не стукнут...» И так до совершинолетия. А потом из дома убегаешь, и милиция разыскивает. Но это потом, а сейча-а-а-ас...

Моя мама работает с утра и до вечера. Папа в постоянных командировках. Бабушка, с которой советуется мама, на Украине. С папиной бабушкой мама не советуется. Она тоже далеко. Дома я часто остаюсь одна и предоставлена, что называется, сама себе. Если б не это «сама себе», было б легче перенести такую тяжётую болезнь, как ДЕТСТВО. Что попало в голове.

Бабушка говорит, что всё это в моей голове от неправильного поведения родителей. Воспитание у них хромает. Вернее, у меня из-за них. А я подумала так, если в моём воспитании виновата мама, то в мамином воспитании виновата бабушка. А в бабушкином – прабабушка. Но бабушка о своей вине не догадывается и продолжает винить маму: всегда и во всём виноваты родители. А если родители не виноваты, то у них и дети хорошие. Вот смотрите. Мои родители заядлые киношники, и когда папа приезжает из командировки, они сразу бегут в кино. Как ненормальные! И постоянно опаздывают. На фильм после девяти вечера детей не пускают. Что делает папа? Папа мой – самый умный и добрый. Он находит выход из любого положения. В отношении кино папа делает одно и то же: уговаривает билетёршу пропустить и «этого ребёнка», и ручается за «этого ребёнка» всеми частями своего тела. Он суёт билетёрше шоколадку или флакончик духов «Красная Москва», говорит, что «ребёнок» ничего ещё не понимает, а если что-то такого и покажут, то «ребёнку» немедленно закроют глаза и заткнут уши. Сколько раз я уже сидела на «взрослых сеансах» и смотрела фильм сквозь щелочки папиных пальцев! Удивительно доверчивые дамы, эти билетёрши!

Помню, однажды смотрели фильм про войну и самолёты. На следующий день, когда меня опять предоставили самой себе, я решила сшить парашют из маминого любимого пододеяльника в мелкие голубые цветочки. Меня хватило только на купол. Потом пришла мама и чуть не стукнула. Сдержалась. Она в слезах позвонила бабушке и снова запела свою любимую песню: «Етит твою мать, в этого ребёнка! И знаешь, что она сегодня сделала?» Естественно, я полвечера простояла в углу. А за что? За инициативу и творчество.

Когда мы пошли на фильм про усатого детектива, мне понравился метод «тыка». На большом мониторе к раскосым глазам подбирался нос и рот. Глаза оставались неизменны, а нос и рот постоянно менялся. Слайдами. Так составляли автопортрет преступника. По словесному описанию свидетелей. На следующий день, когда меня опять предоставили самой себе, я достала родительские альбомы и все фотографии маминых и папиных друзей разрезала по диагонали. То есть, как в кино – в одну кучку глаза, в другую кучку носы, а в третью кучку рты. Потом пришла мама, и у неё был такой взгляд, как будто она хочет меня не только стукнуть, но и убить заодно. Мама молча набрала телефон бабушки и долго мычала в трубку. Я думала, у неё пропал дар речи. Но потом начался рёв. Оказывается, взрослые могут реветь так же позорно, как и дети. Фу, некрасиво!

Когда мы посмотрели фильм про доблестного рыцаря Айвенго, я сшила себе платье принцессы из ажурной куханной занавески. А когда мы возвращались из кинотеатра «Аврора» после просмотра фильма о революционерах, я спросила папу: «Пап, а пап, почему мужчины держат пистолет двумя руками, а женщины одной?» Папа воскликнул: «О Боже! Ещё этого не хватало!» А чего «этого»?

Однажды я пришла домой вся в колючках-ёжиках. Сосед Кирюшка, задира и дурак, накидал в наши с Иркой волосы кучу колючек и скатанного в шарики скотча. Он ещё липучкой называется. Ирке-то хорошо, у неё косы, а мои волосы на тот момент были распатланы, и когда я пришла домой, мама снова запела старую песню: «Етит твою мать, в этого ребёнка! Кто-о-о-ооо?» Через пять минут у соседского Кирюшки горели уши от маминых рук, а меня подстригли «налысо». В пять-то лет! Стыдоба.

«Привози её ко мне, - вещала бабушка. – Я сделаю из неё шёлковую!» Мама, конечно, сразу искала причины, мама не хотела меня отдавать, потому что, когда хочешь – ищешь возможности, а когда не хочешь – ищешь причины. Мама не хотела. И я это оценила. «Да ладно, как-нибудь сами справимся. Здесь ведь садик в двух шагах от дома. Друзья как-никак. Да и как ты себе это представляешь? Ты ведь тоже с утра до вечера на работе...»

На следующий день мы пошли на фильм ужасов. Папа весь фильм закрывал мне глаза, а мама уши. Но ничего не помоглo, и после фильма во мне разыгралась такая бешеная фантазия, что держите меня! Вдруг я представила себе, что папа и мама два монстра. И мне нужно от них, во что бы то ни стало, скрыться. Я скрывалась весь следующий день. Потом скрывалась весь вечер, а потом и полночи. Почему только «пол», потому что мама в истерике позвонила в милицию и сказала: «Господи, найдите этого, етит твою мать, ребёнка! Иначе я разнесу вам всю канцелярию!» Меня , естественно, нашли быстро. И мама, естественно, канцилярию не разнесла, а кинулась меня целовать и обнимать. «Видите, - кричала она, - это ещё та птичка! И в кого ты такая?»

Летом меня отвезли к бабушке. Чтобы родители отдохнули. За короткие школьные трёхмесячные каникулы (мама работала в школе) я успела поджечь стог сена, утопить три цыплёнка и два утёнка, спустить с цепи (на свободу!) овчарку и три раза потеряться. Один раз в лесу, когда ездили по грибы, и два раза в торговом центре. Когда тётенька меня спросила: «Девочка, где твоя мама? Как тебя зовут?», я гордо ответила: «Меня зовут Анжеликаикороль!» Все люди обступившие меня, засмеялись, а один дяденька в клетчатой кепке крикнул: «И где же твой король?» А я не растерялась и ответила: «Король ещё не вырос».

Бабушка звонила маме и сокрушалась: «Лена, ты права. Это не выдержит ни одно материнское сердце. Тебе нужно памятник поставить!» После маминой бабушки меня отвозили к папиной. А потом забирали домой. А потом я повзрослела и пошла в школу. Мама всегда говорила: «У тёти Нади Алёшка в пять лет газеты начал читать. С выражением. А ты в семь – дуб дубом... У дяди Пети Светка на олимпиаде по биологии заняла первое место... А у соседки Сони сын на скрипку ходит... и скоро лауреатом международных премий станет...» А я говорила: «Зато у меня богатое воображение и неуёмная фантазия. Я, может, писательницей стану!»

И стала. Назло тёте Наде, дяде Пете и тёте Соне.

18 февраля 2006 г.