Geschichte der Wolgadeutschen
NEUES LEBEN
Unabhängige deutsche Zentralzeitung
Центральная независимая немецкая газета
Den 13. Oktober 1993 № 41

(Продолжение. Начало см. № 40)

ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ НАЗАД.
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ИГРЫ ВОКРУГ
ГОЛОДАЮЩИХ НЕМЦЕВ ПОВОЛЖЬЯ


Выставка "голодных" писем

7 июня служащие II-го западного отдела и советского посольства были повергнуты в шок из-за открытия в Берлине, в книжном магазине на Белльалленплац, 6, так называемой, выставки "голодных писем" немцев из СССР. Л. Хинчук на другой же день, 8-го июня добился встречи с государственным секретарем Б. фон Бюловым, выразил энергичный протест по поводу этой акции и сожаление: мол подобные факты осложняют двусторонние отношения. В письме в Москву посол предположил, что выставка явилась ответом на радиопропаганду СССР на Германию, которая, по отзывам самих немцев, была слишком примитивна. Учитывая неизбежность негативных последствий выставки и других подобных шагов министерства пропаганды Геббельса, посол советовал либо в корне реорганизовать службу советского радио на зарубежные страны, либо вовсе прекратить ее деятельность.

Примечательно признание второго секретаря советского посольства А. В. Гиршфельда в письме Б. Штерну от 12 июня: "Хотя выставка "голодных писем из СССР" и состоит, как можно предполагать, по преимуществу из фальшивых писем, но все же имеется известное число и подлинных" (подчеркнуто нами - Л. Б.). Дальше следовал совет, как избавиться от них. Гиршфельд сообщал, что через "Интурист" в Германию приходят "вороха писем такого содержания, что лучше было бы, если бы эти письма не были пропущены за пределы СССР". Он раздраженно замечал: "Наша цензура на почте работает довольно слабо", советовал обратить на это внимание "соответствующих органов". Реакция Штерна последовала незамедлительно. На тексте сообщения второго секретаря он начертал резолюцию: "Написать письмо в ИНО о работе цензуры. 16.VI. Д. Штерн". И здесь же одобрение этого решения свыше - подпись "Н. Крестинский". Под сокращением "ИНО" имелся в виду иностранный отдел ОГПУ.

Понимание Гиршфельдом того, что на выставке - подлинные экспонаты, то есть, что вымирание крестьянства не выдумка "капиталистической, фашистской прессы", не препятствовала Гиршфельду ревностно исполнять свой долг, противодействовать экспонированию писем. Сразу же после открытия выставки он выражал возмущение и заявил официальный протест посольства чиновнику МИД фон Штехову, потребовав, как он процитировал в своем дневнике, "исчезновения ее в кратчайший срок". Немецкий дипломат возразил на это, что "в области немцев Поволжья действительно с продовольствием неблагополучно". И все же обещал заняться этим делом. 12 июня в разговоре по телефону фон Штехов сообщил, что меры в отношении выставки якобы приняты. День спустя Гиршфельд посетил чиновника МИДа Хея, напомнил о своем предыдущем протесте по поводу выставки. Когда же Хей затронул вопрос о продовольственном положении в СССР, Гиршфельд прервал его и фарисейски заявил: "По моему глубокому убеждению, письма эти или целиком или на 90% - фальшивые". И далее утверждал, что выставка - образец антисоветской пропаганды, организована ради дезинформации мирового общественного мнения, и вновь потребовал ее закрытия.

Посольство продолжало оказывать давление на МИД Германии, настаивая на закрытии выставки. Эстафету в этом у секретаря посольства Гиршфельда принял советник Каплей, регулярно обращаясь к фон Штехову, доказывая, требуя: немцы не должны видеть и читать "эти фальшивки". Наконец, 17 июня он вздохнул облегченно: выставка закрылась, и несколько дней спустя сообщил в НКИД, что "как в витрине магазина, так и внутри него, никаких экспонатов нет".

Факт такого скорого закрытия выставки наводит на размышления, не была ли эта акция результатом сговора, взаимных уступок сторон? Тем не менее вскоре в Берлине выходит в виде брошюры публикация писем советских немцев. Цитирует отдельные письма в романе "Жатва скорби" писатель Роберт Конквест. Подборки писем появляются и на страницах ряда газет.


"Путь немцев в СССР - путь к смерти"

Новый, небывалый подъем кампании поддержки немцев, терпевших голод и страдания в СССР, наблюдался в июле 1933 года. Народный союз немцев за границей опубликовал 1 июля документ, в котором советские власти обвинялись в прямом "вымаривании голодом немецкого меньшинства", в том, что рабам в древности жилось лучше, чем в 30-е годы 20-го века немцам в России. Народный Союз немцев взывал ко всем своим соплеменникам - в Германии и за рубежом к другим странам: нельзя допустить массовой гибели людей. На 7 июля в Люстгартене была назначена демонстрация солидарности, 9-го германский Красный Крест проводил массовый сбор пожертвований в пользу голодающих немцев в СССР. Высший совет евангелической церкви присоединился к акциям "помощи голодающим в России братьям по вере" и обратился 2-го июля к пасторам с просьбой напоминать прихожанам во время богослужений о нужде, которую испытывали "немецкие братья" в России, и "призывать к участию в пожертвованиях". Телеграфное агентство Вольфа распространяло сообщения Народного союза немцев, будто в СССР матери едят трупы своих умерших детей, что люди набрасываются на каждую издохшую лошадь и прочее. Агентство призывало немецких граждан участвовать в акциях помощи. 3-го июля в одном из залов Берлина проходил митинг. Люди несли гневные плакаты: "Путь немцев в СССР - это путь к смерти". Одновременно посольство Германии в Москве направило НКИДу несколько нот с новыми фактами о лишении советскими властями германских подданных зерна и скота, о "нужде немцев в СССР".

Все эти мероприятия вызвали большую тревогу советских дипломатов, их вышестоящих повелителей. Оказывалось, что масса предыдущих маскировочных усилий пошла насмарку. Утечка информации о голоде в СССР не только не прекращалась, но приобретала характер информационного взрыва. Кампания поддержки голодающих усердно рекламировалась внутри Германии и на зарубежные страны. Нацистские вожди умело использовали заговор молчания советских властей вокруг голода, мастерски эксплуатировали национальную идею, завоевывая симпатии немецкой нации. НКИД, посольство СССР в Берлине, стремясь сбить волну протеста в Германии против бедственного положения немцев в Советском Союзе, демонстрировали небывалую энергию. Хинчук, как свидетельствует его телеграмма в НКИД, 3 июля добился приема у министра Ф. фок Нейрата. Он официально, безапелляционно заявил министру, что все сообщения о голоде немцев в СССР "совершенно ложны и лишены всяких оснований". Пытался он и угрожать тем, что "если несколько раскулаченных кулаков и белогвардейских элементов и дали эти ложные, провокационные сообщения, то в ответ на это могут последовать многие сотни тысяч заявлений со стороны немцев, живущих в СССР, категорически опровергающих вышеуказанные лживые сообщения". Безусловно, к тому времени правящая верхушка в СССР понаторела в деле манипулирования общественным сознанием, тем более голодной массы. Поэтому посол был уверен: от подневольных, живущих в постоянном страхе людей можно добиться любых нужных показаний. Хинчук далее квалифицировал предстоящие мероприятия в Германии как вмешательство во внутренние дела Советского Союза, заявив протест против демонстрации, сбора средств, потребовал прекратить "враждебную кампанию".

Параллельно действиям в Берлине НКИД оказывал давление на немецкое посольство в Москве. Н. Крестинский 2-го июля пригласил посла фон Дирксена, выразил ему протест против акций, предусмотренных в рамках кампании поддержки советских немцев. Он признал "клеветническими" свидетельства о вымирании от голода немецкого населения в СССР, осудил призывы к представителям мировой культуры и всем немцам возвысить голос протеста против "позорного положения в СССР". Крестинский заявил, что, "вся картина, нарисованная берлинской прессой, является грубо неправильной и клеветнической". Он обвинил Народный союз немцев за границей в разжигании "ненависти и вражды к СССР". В ответ на эти обвинения Дирксен пытался объяснить, что нужда советских немцев очень велика, ее можно было бы частично ослабить с помощью посылок из Германий или через Торгсин. Последовало категорическое заявление Крестинского, что "ни одна посылка, отправленная на собранные 9 июля деньги, не будет, конечно, пропущена в СССР". 3 июля Д. Штерн предупредил советника германского посольства Хильгера, что если 7-го июля митинг протеста в Берлине против якобы бедственного положения немцев в Советском Союзе будет проведен, то НКИД не будет препятствовать выступлениям в СССР против акций в Германии. Он добавил, что Международная красная помощь (в СССР называлась МОПР) располагает массой материалов о жестокостях в Германии. Они могут быть продемонстрированы на выставках в Москве и других городах. Можно также провести аналогичные митинги и сборы пожертвований. 11-го июля была поднята ответная на германские обличения преступлений советских властей против своего народа явно клеветническая кампания. В колхозах республики Немцев Поволжья проводились собрания с осуждением "лжи фашистской прессы". DZZ назвала акции помощи немцам в СССР "новой антисоветской травлей фашистов". Те используют, говорилось в материалах, немецкое население в СССР лишь в качестве предлога. Фактически, убеждала DZZ, кампания в Германии призвана отвлечь внимание терпящих нужду безработных, крестьян, недовольных аграрной политикой гитлеровцев, от их собственных бед и, кроме того, развенчать симпатии трудящихся к Советскому Союзу. Она призывала дать достойный ответ "фашистским провокаторам". Вскоре захлестнул поток организованных сверху протестов коллективов колхозов, машинно-тракторных станций, студенчества, учителей немецкого языка, колхозных бригадиров и возмущенных писем отдельных лиц из всех немецких районов СССР.

По своему содержанию этот поток писем, телеграмм, резолюций был довольно однообразным. В них доказывалось, что советским немцам живется "намного лучше, чем немецким крестьянам при господстве фашистов", что "немецкие юнкеры не едят хлеба лучшего, чем едим мы в этом году". Колхозники сообщали, что они собирают высокие урожаи (до 12,5 центнера с гектара), ликвидировали кулачество как класс, непримиримо борются против "врагов колхозного строя", пособников кулаков, лентяев, расхитителей социалистической собственности. Они торжественно клялись в том, что не нуждаются "ни в какой помощи со стороны фашистской Германии, переживающей по-настоящему трудные дни, голода и нужды".

Авторы писем заявляли, что ни при каких обстоятельствах не будут принимать посылок от "немецких фашистов". Одновременно они изъявляли готовность провести сбор продуктов для жертв фашизма, "безработных, голодающих крестьян Германии". От имени колхозов, МТС, бригад шли предложения принять у себя на отдых из Германии от 15 до ста безработных, женщин и детей. В немецких районах началась активная агитация за создание зернового фонда солидарности с томящимся в тюрьме лидером германской компартии Эрнстом Тельманом, всеми жертвами фашизма, а также сбор денег на строительство самолета его имени.

Таким образом, для внутреннего потребления (как, впрочем, и международного), используя аппарат Коминтерна и его секции, ситуация с акциями помощи в Германии советским немцам была поставлена пропагандистским аппаратом большевиков с ног на голову. Гражданам СССР преподносилась версия, будто голодающая сторона - это население Германии, доведенное до отчаяния нацистами, что только те организовали кампанию поддержки советских немцев как чисто политическую. Однако по ходу кампании на тех же страницах проскальзывали материалы, так или иначе выдававшие инициаторов фальшивок. Сообщалось о "вредителях", орудовавших в колхозах, о расхитителях зерна, об осуждении заведующей детским садом Марии Мюллер в кантоне Мариенталь за систематическое воровство предназначенных детям продуктов; о занижении местными властями прогнозов на урожай, ориентируясь на которые центр устанавливал для колхозов нормы сдачи хлеба. Приводились данные, что в ряде кантонов Поволжья (Федоровский, Краснокутский) предполагаемый урожай составит всего от одного до двух центнеров с гектара. Газета тем не менее утверждала, что в немецких деревнях если и есть нуждающиеся, то исключительно "лентяи и бездельники, не желающие честно работать". В ответ на публикацию в июле в Берлине брошюры "Brüder in Not" с подборкой писем немцев из СССР к родственникам в Германии с просьбами помочь голодающим ЦК ВКП(б) и Исполком Коминтерна выпустили в августе в издательстве иностранных рабочих в Москве своего рода контрброшюру (тиражом в 4,5 тыс. экз.) с одноименным названием, но с вопросом: "Братья в нужде?" Она вышла под редакцией бывшего заместителя заведующего агитационным отделом ЦК КПГ Александра Эмеля (Mosec Lurje) с подзаголовком "Ответ немцев Советского Союза фашистам Германии". Брошюра состояла из тех же организованных сверху и частично опубликованных в июле в DZZ писем советских немцев с рассказами о своей "зажиточной, счастливой жизни".

В результате всех демаршей советской дипломатии, агитационных мер партийно-государственного аппарата СССР, выступлений прессы - правительство Гитлера пошло на уступки. Рейхсканцлер, при энергичном содействии Г. Геринга принял решение об отмене демонстраций протеста против голода немцев в Советском Союзе.

Нам представляется (из-за очень быстрого согласия Гитлера на уступку), что здесь имела место попытка правителей третьего рейха навести мосты, улучшить отношения с СССР. В момент, когда общественное мнение многих стран, в том числе и Советского Союза, публично осуждало их за террор, преследования коммунистов, социал-демократов, евреев, служителей церкви, сделка с подобными им лидерами тоталитарной диктатуры была для нацистов более реальной, чем с любым другим, буржуазно-демократическим, государством. Судьба советских немцев становилась в этих условиях предметом торга, разменной монетой в руках правителей. Не случайно шеф тайной полиции Германии Фишер откровенно заявлял в сентябре 1933 г. советнику посольства С. А. Бессонову, что "голодная", как и прочие организованные в Германии кампании, "прекратились бы моментально, если бы советские радиостанции прекратили свою пропаганду против Германии".

Все же акции сочувствия советским немцам, проходившие в июле в Германии и получившие отзвук в других странах, вынудили власти в СССР ослабить различные запреты на помощь им извне. Крестинский сообщил 17 июля Хинчуку, что перевод валюты через фирму "Фаст и Бриллиант" для закупок продуктов советским немцам в "Торгсине" разрешен. Правда, это "милосердие" было обставлено рядом условий. Крестинский писал: "...каждые несколько дней мы будем выяснять... размер общей суммы переводов", добавляя, что необходимо следить за тем, не вызовет ли это "злорадных выступлений враждебных нам кругов германской общественности". В случае усиления подобных акций "мы, может быть, пересмотрим наше теперешнее предварительное решение". Такова была в духе Макиавелли иезуитская, типично сталинская политика, которой руководствовались советские властители и их подручные во имя сиюминутной "классовой" выгоды. Им и в голову не приходило действовать во имя спасения от голода своих сограждан. И проводил эту линию сталинских властей в жизнь такой вроде бы благородный человек, потомственный интеллигент, человек высокого личного мужества как Николай Крестинский, не сломленный монстр на процессе 1938 года по делу о так называемом "антисоветском правотроцкистском блоке".

А между тем общий запрет на пропуск продовольственных посылок из Германии оставался в силе.

Леонид Бабиченко


(Продолжение в № 42)